Запретив себе думать о близкой смерти, Гоша увлекся обдумыванием того, что ему удалось увидеть и почувствовать в таинственном подземелье. Ну, то, что погас свет, это, конечно, случайность, в этом никто не виноват. Не удалось сразу вернуться назад. Что же, в темноте было легко ошибиться, зайти не в тот коридор. На то он и лабиринт. Но кто и зачем вел его потом в зал со светящимся куполом? Ясное дело, что это было какое-то древнее святилище. Туда приходили древние жрецы, сидели там. Им, наверное, тоже являлись видения. Они пользовались ими. Зачем? Для пророчеств, а может быть, для поиска решений в повседневной жизни. Жаль, что он не остался там подольше. Может быть, ему удалось бы понять, для чего существует эта штука.
Раз за разом прокручивая все это в своем мозгу, Гоша не находил ответов. Он понимал, что именно подземелье стало причиной его болезни, но не жалел об этом. Если бы у него была возможность, он с радостью отправился бы туда снова. Любопытство или любознательность оказывались выше страха смерти. Тем более, что в его видениях гибель тела не была концом существования. А если так оно и есть? Человечество живо, пока жив хотя бы один человек, а каждый человек жив, пока живет человечество. Слишком просто. Так не может быть. Слабость давала себя знать, мысли начинали путаться со сном, который сам постепенно начинал переходить в видения. Некоторые из них повторялись с небольшими вариациями.
Видения приходили к нему не совсем сами. Их надо было вызывать. Гоша понял это не сразу, а, поняв, начал искать способы делать это побыстрее и почаще. Оказалось, что лучший способ вызвать видение заключается в том, чтобы постараться в течение хотя бы очень короткого времени ни о чем не думать. Прекратить мыслительный процесс было трудно. В голове постоянно крутились разные мысли и мыслишки. Однако, когда это, наконец, удавалось, видения появлялись и были зачастую захватывающими. Они отгоняли боль, позволяли забыть о ней.
В первом своем видении Гоша увидел себя лежащим на возвышении под навесом, с крыши которого свисали ветви какого-то вьющегося растения. Поблизости находились еще несколько человек. Они о чем-то переговаривались между собой, поглядывая иногда на него. И тут он заметил странную вещь. Оказалось, что его собственное я вовсе не принадлежит телу. С равным успехом он видел себя и своими, и их глазами. Он видел окружающее пространство глазами еще каких-то людей, находящихся, по-видимому, весьма далеко отсюда. Наверное, так может видеть мир человек, сидящий за режиссерским пультом и управляющий работой множества телевизионных камер.
Смотреть на мир сотней пар глаз оказалось много интересней, чем пользоваться только своими собственными. Осваивая новую для себя способность смотреть на мир с разных точек зрения, Гоша увидел, что навес с его телом расположен во внутреннем дворе достаточно большого здания, окруженного высокой, причудливо изогнутой стеной со множеством ниш. Само же здание выстроено на высоком холме, с которого открывается вид на окрестности. Леса, поля, дорога, сбегающая с холма, где стоит навес, под которым лежит его тело. Дорога ведет в город, что стоит на высоком берегу реки. Чем дальше от холма, тем меньше глаз, через которые можно смотреть на мир. Но людей в городе много, и он начинает понимать, что не все они одного рода или племени. Смотреть на мир удается только глазами того племени, к которому принадлежишь сам.
Что-то начинает происходить под его навесом. Он опять видит со стороны свое тело и начинает понимать, что оно должно умереть сегодня, обязательно до захода Солнца. Никого это не тревожит и не огорчает. Просто пора. Время пришло. Тело отработало свой срок, с ним пора расстаться. Более того, вечером будет праздник, праздник прощания со старым телом, которое предадут огню.
Видение вдруг пропало. Гоша увидел себя бредущим по больничному коридору. Пол под ногами качнулся. Он упал и потерял сознание. Снова очнулся Гоша в реанимационной палате. Вокруг него хлопотали врачи. Как здесь душно и скучно. Надо как можно скорее снова вызвать видения, уйти в них, раствориться. Теперь это уже удается без труда.
На храмовой горе хрипло и тревожно ударил большой колокол. Его грозный рык пронесся над поросшим лесом предгорьем, подняв в воздух стаи птиц, пересек излучину реки и ворвался в расположившийся на ее высоком берегу город. В ответ старшему товарищу суетливо и вразнобой зазвонили городские колокола. Тревожно оглядываясь по сторонам, торговцы на рыночной площади начали спешно закрывать свои лавки. Покупатели, подхватив товар, не мешкая, разбегались по домам, где домочадцы уже закрывали ворота, калитки и ставни на окнах.