КРУК

– Садитесь, – сказал Петр, снял ушанку, повесил на гвоздь фартук и полез в шкаф. Делал он все медленно, как бы с трудом. «Не так уж он и велик, поменьше Блюхера», – подумал Кузьма о Петре. Дядька был еще крепок, но лицом дряхл. Когда он и халат снял, то оказался в двубортном, бывшем дорогом, пиджаке, и брюки еще хранили тень складки от утюга. Плечи пиджака на Петре обвисали, должно быть, раньше он был и вправду огромен и могуч. В комнате было тепло и даже душно. На столе хозяин расставил стаканы и тарелки, наполнил водой и включил электрический чайник, нарезал хлеб на дощечке. Затем достал из белого шкафчика медицинскую склянку грамм на четыреста и разлил по стаканам содержимое. Стаканов было не пять, а шесть. Кузьма подумал: «Кто-то еще придет».

– Ну, что возишься?! – крикнул Петр.

Из прозекторской откликнулся молодой:

– Щас!! Уже кипит!

Петр открыл две консервных банки сайры и сообщил:

– Лук кончился. Если кому надо – вот, – он бросил на стол пригоршню чесночных зубков. Затем отодвинул на угол стола один из стаканов, положил на него кусок хлеба, а сверху зубок чеснока. Поднял свой стакан и сказал:

– Чистый спирт. Принимаем стоя, на выдохе, за всех усопших и за нас с вами, все там будем. Не чокаясь и молча.

«Да это рецепт! – подумал Кузьма. – А Петр врач».

Петр замахнул полдозы, занюхал хлебом и сел.

Все последовали его примеру. И некоторое время молчали, как бы потрясенные.

Молодой внес кастрюлю с картошкой, из которой торчал кипятильник.

– Я сейчас тебе этим кипятильником в лоб дам, – пообещал Петр.

Молодой кипятильник из кастрюли вынул, убежал с ним в прозекторскую и забулькал водой. Помыл.

Картошка была рассыпчатой, сайра вкусной, чеснок согревал крепче спирта. Дада, Блюхер и Чанов отогрелись до донышка. Петр достал вторую склянку и налил по второй.

– А молодой что же не пьет? – спросил Блюхер.

– Он вас повезет. Потом выпьет… – Петр повернулся к ангелу смерти: – Что сидишь, чай поставь. Чай будете?

– Спасибо, не будем. Мы согрелись, – за всех сказал Кузьма.

Петр встал, и все за ним. Выпили стоя.

– Ну, с богом, – сказал Петр. – А я лягу.

Он действительно сразу лег на диван, только пиджак снял, а молодой накинул на него шерстяной, неожиданный здесь, клетчатый и уютный плед.

Чанов, Блюхер, Дада поблагодарили и попрощались, Петр не ответил.

Они вышли за молодым проводником. Парень посадил их в пузатый автобус с надписью «Ритуальные услуги», открыл ворота, выкатился под звезды, со скрежетом закрыл ворота и повез, сказав:

– В Москву, в Москву, в Москву!..

– Это кто так говорил? – спросил Дада, словно очнувшись от анабиоза.

– Я так говорил, когда из Ужгорода в Москву собрался. А заховався – на Хованском кладби€щще! – он засмеялся.

Они ехали молча минут десять. Потом, когда выбрались из тьмы на освещенные улицы, поняли, что едут к метро Юго-Западному, Дада спросил:

– Что вы там, в крематории, делаете?

– Та усе. Я покойников таскаю, обмываю, бабульки-божедоми – одевают. Бывает и гримерша для усопших приходит по особым заказам.

– А Петр? – спросил Кузьма.

– То же ж, с нами… Только он вроде Бога… Бывает, «Скорая» с свежаком приезжает… а Петр, эт-самое, органы эксгумирует у свежих трупов, для пересадки больным… Только не подумайте чого. Он, Петр-то, строго по закону… Еще бомжей лечит, та и усих, кто приидэт. Он же прохфессор. А если бомжи помирают, он их с почетом, как людей, на обжиг отправляет. Говорит, прах к праху. Он святой.

– В крематории и живет?

– Вместе живэм. Была у него жинка – вмерла. Была квартира – продал… А може, и отдал. Жаль, что ни менэ… Но он ничого задарма ни брать, ни отдавать не велит. Говорит: грешно человекам как нищим подавать… разврат, говорит… а я думав – и для кармана вредно… – парень опять рассмеялся. – А сам-то, сам лечит всих, кто ни приидэт, задарма всих, и кормит тож…

Они остановились. Блюхер посмотрел на часы – без четверти час, успели.

– Сколько мы тебе должны? – спросил Чанов.

– Сколько есть. Я жениться хочу. Деньги собираю.

Кузьма достал стодолларовую бумажку. Проводник был очень доволен, помахал ею на прощание и сунул за пазуху…

Ночью, уже дома, по радиоприемнику на кухне Кузьма прослушал официальное сообщение о теракте на Дубровке. И вдруг представил: Янька и мама сейчас там, в том зале… Волосы на его голове встали ежиком. «Вот, значит, как…» – подумал он, вышел из кухни и приоткрыл дверь к Яньке.

– Ты дома? – спросил он.

– Дома, – отозвалась Янька. – Сплю уже. И мама спит давно. А чего?

– Да так. Спите, – сказал он. И подумал: не буди спящего.

Пошел в свою комнату, улегся и не мог уснуть. Пока не пришла бабушка Тася. Она склонилась к нему, посмотрела в глаза. С тем и уснул…

На следующее утро мама, Янька и Кузьма сидели в гостиной у телевизора и смотрели новости про Норд-Ост. Кузьма досмотрел и пошел на кухню, звонить Блюхеру. Который тоже сидел у телевизора.

– Дада сказал, что он в толпе Павла увидел, – сообщил Блюхер.

Они договорились встретиться на Дубровке в полдень.

Темен был этот полдень. По дороге Кузьма купил мобильник – для Паши.