КРУК

Ночью Кузьма спал и снов не видел, но что-то все же за ночь с ним произошло, потому что утром он проснулся в настроении крайне революционном. Он знал, что делать: надо взять почту или телеграф. Кузьма принял душ, на этот раз холодный, да еще и вялый, похоже было, что весь CERN решил в этот час помыться, и напор воды упал до состояния капели. Выскользнув, как сосулька, из душевой, он быстро оделся «во все лучшее», то есть во все, что вообще было, поднял жалюзи и глянул в окно. За окном шел дождь. Кузьма поднял воротник кожаной куртки да кепку натянул поглубже. И двинул к намеченной цели.

Дождик был мелкий и густой, почти туман. Кузьма глянул в сторону, условно, Юры. Юрские массивы не проглядывали сквозь клубы низких, наглухо застегнутых облаков. В мире все цвета померкли, даже черный с белым в чистом виде не наблюдались нигде. Только серый с фиолетовым морок да полосы дождя… Он шел к выходу. Справа по курсу его взгляд сквозь дождь уловил свет, поначалу тусклый. Еще шагов пятьдесят по дороге, и свет обрел цвет – необычайно, захватывающе теплый, золотой и ласковый. Кузьма понял, что это за сияние, и понял, что пройти мимо не сможет: светились витрины ожившей стекляшки, закрывавшейся на местное Рождество. Чанов, как парусник с набухшими дождем парусами, совершил плавный маневр и проник сквозь вращающуюся дверь внутрь.

«Там, где чисто, светло», – с благодарным чувством мысленно произнес он название рассказа Хемингуэя. И от себя добавил: «А также тепло и сухо…»

Народу было немного, работала лишь одна секция раздачи. Внутри здесь тоже все очень напоминало советский общепит. Только не пахло совсем ничем … даже едой не пахло. Ни жареным луком, ни горячим кофе… «Столовка в раю… – подумал Кузьма, но передумал: – Не в раю, в чистилище». Он заметил чернокожих улыбчивых красавцев в голубых комбинезонах и таких же бейсболках, очень рослых. Они плавно двигались на просторной кухне за бесконечной стойкой и смотрелись университетской баскетбольной командой, приехавшей из Вашингтона на сборы в Швейцарию.

– Monsieur, que voulez-vous?[29] – спросил совсем молодой и басистый. Чанов «вуле» кофе с молоком. Едва он успел поставить на никелированные «ползунки» советский пластмассовый поднос, баскетболист уже протягивал большущий бумажный стакан с горячим и жидким кофе. Чанов взял с витрины круассан, а также салат из огурцов, огурцами не пахший.

В столовке было несколько залов, хотя и без перегородок: все пространство как-то делилось на зоны. Слева за зимним садиком мерцал полутемный то ли бар, то ли паб с круглыми столами и с креслами, там фланировали немногочисленные любители скромного комфорта. В остальных пространствах народ был спешащий и сосредоточенный. А самый большой зал был устроен вовсе по-гладиаторски: ряды длинных столов упирались в стеклянную стену, за которой в мареве дождя виднелись силуэты деревьев. Здесь в будни и происходила главная кормежка тысяч сотрудников ЦЕРНА. Кузьма направился со своим подносом к ближайшему длинному столу. И услышал за спиной:

– Чанов!

Он оглянулся и увидел Шкунденкова в мокром плаще. Профессор пожевал губами, посмотрел на часы и сказал:

– У меня здесь назначена встреча с Кафтановым… Но минут пятнадцать еще есть.

Они сидели напротив друг друга, друг на друга не глядя. Кузьма со вчерашнего утра успел Шкунденкова не то чтоб забыть, но миновать. Встретились, заглянули друг в друга и расстались. Он не знал, о чем с ним говорить, нелинейность времени вроде бы уже обсудили… Но тут Чанова осенило, и он быстро спросил:

– Вы не знаете, есть ли поблизости почта? Или телеграф.

Шкунденков как раз разрезал на мелкие кусочки бифштекс, который, впрочем, бифштексом не пах, хотя с виду был похож.

– А зачем тебе почта и телеграф? Взять хочешь?

– Телеграмму хочу отправить.

– Это можно и здесь сделать. – Профессор продолжал операцию на бифштексе. – Тут свободный доступ в Интернет. Ты не знал?

Чанов не знал.

– Интернет родился ЗДЕСЬ. Тоже не знал? Приходи в стекляшку с ноутбуком и рассылай хоть телеграммы, хоть Е-мели, разговаривай по скайпу со всем миром… Странно, но здесь всеми благами ускорения времени мало кто пользуется. Физики-теоретики народ по-своему архаичный, им бы все записки на манжетах писать да болтать в кулуарах. Вон один типичный представитель, – Шкунденков помахал бородачу в очках, хлебавшему супчик и читавшему толстый фолиант с закладками. – Твой отец компьютером тоже мало пользовался. Разве что как счетной машинкой. Он и не заметил, что время поменялось…

Кузьма уже допил свой кофе и хотел распрощаться, но дождь пошел стеной, так что в стекляшке потемнело. И он вспомнил:

– Вы собирались рассказать историю о хозяйке «Мари Жарден»… Она правда очень милая.

Шкунденков бросил вилку с ножом и отодвинул тарелку с недоеденным бифштексом.