Крупная рыба

Вялые, ленивые мысли прервались звуком шагов. Квадратный люк в потолке открылся, глаза Антона даже не отреагировали на хлынувший свет. Наверное, привыкли уже. Мужчина-который-соврал-что-он-друг-Олега, спрыгнул в подвал с мальчишкой на руках.

Сердце Антона затрепетало. Теперь-то он не будет куковать здесь в одиночестве, в ужасе вслушиваясь в шаги, звучащие над головой! А, может, вдвоем с этим мальчиком, они составят план дерзкого побега и убийства этого жуткого мужика (новое прозвище они придумают вдвоем, конечно, придумают)! Сбегут, выберутся на солнышко, их встретят встревоженные полицейские, которые давно уже их ищут, но никак не могут найти. И они расскажут, как разработали план, как избавились от этого гада, и им дадут медали. И Олег вернется, и мама перестанет жить вразнос, и Славик больше никогда не будет ныть, и все-все будет…

Мужчина-который-соврал-что-он-друг-Олега кинул мальчишку на матрас, постоял над ним немного, дыша тихо и размеренно, и, наконец, убрался восвояси.

Антон уже научился очень хорошо видеть здесь. Даже лучше, чем он видел до того, как этот гад увел его с детской площадки. Так что он осторожно подошел к матрасу, присел на корточки рядом и уставился на нового обитателя подвала.

Волосы черные, вьющиеся кольцами, бледный очень, худой-худой. Он может быть на год, а то и на два, младше Антона. Слишком маленький. Сможет он вообще сделать что-то такое, что спасет их обоих из этого подвала? Вдруг он очень-очень умный?

Покрасневшие веки мальчишки дрогнули, и он открыл глаза, сразу же сфокусировав взгляд на Антоне, как будто знал, что он должен быть именно тут. Глаза у него были черные-черные, как та жижа, которой покрывают дороги, а она потом превращается в твердый асфальт.

— А ты уже умер, разве ты не знал? — прошептал мальчишка и улыбнулся.

Уродливая щербинка между двумя более крупными, чем все остальные, зубами, чуть ли не загипнотизировала Антона.

— Как это я умер, я же здесь?

Он с трудом оторвался от разглядывания улыбки мальчишки.

— Ты здесь, потому что не веришь в то, что ты умер, — рассудительно произнес тот.

В этот момент он показался куда старше своих лет. Черные глаза блеснули красным.

Антон испуганно отшатнулся, упал назад, пополз прочь от матраса. Забившись в угол (совсем как от того гада, совсем так же), он дрожащим голосом, тщетно пытаясь добавить хоть немного вызова в свои слова, заявил:

— Ты все врешь. Я не мог умереть.

Мальчишка не делал попытки сесть или встать, да даже просто пошевелиться. Он лежал так, как его бросили, и Антон отстраненно подумал, что ему должно было быть неудобно.

Впрочем, мальчишка больше походил на куклу, которая умеет разговаривать, чем на кого-то живого.

— С чего ты взял, что я умер?

— Когда ты последний раз ел?

Антон вскинул голову.

— Ты придурок, что ли? У меня тут часов нет, я не знаю.

— Ты мог бы делать какие-нибудь зарубки. Рисовать черточки. Или выковыривать их где-нибудь здесь.

— Я не успел…

Вот тут на Антона будто вылили ведро ледяной воды. Ощущение оказалось настолько сильным и реальным, что он затрясся.

Конечно, он не успел сделать ни одной зарубки, потому что все закончилось слишком быстро.

И вот почему раны не кровоточат, а синяки и укусы не болят.

И он не хочет есть.

И видит все в этом темном подвале лучше, чем при дневном свете.

— Я не мог умереть.

— Я могу сделать так, чтобы ты ушел отсюда, — губы мальчишки совсем перестали шевелиться, но он говорил. — Ты уйдешь…

— Уйду домой?

— Уйдешь отсюда. Ты, конечно, можешь попробовать пойти домой, но там тебя никто не увидит. Кстати, убийца тебя тоже не видит.

— А ты почему видишь? Ты такой же глупый мелкий пацан, как я! Почему?..

— Я не такой же.

Глаза мальчишки холодно сверкнули алым.

— Ты знаешь, что я не такой же, как ты.

Антон подполз к матрасу.

— Ты его убьешь?

* * *

Убийца был расстроен. Он возлагал столько надежд на Антона, а тот оказался совсем негодным другом. Новый слой пирога пришлось положить слишком быстро. Теперь убийца испытывает нечто вроде зуда прямо под кожей головы, как будто там роились еле слышно шепчущиеся голоса. А ведь они могли заговорить в полную силу в любой момент. И тогда он потеряет осторожность, оставит следы, даст полиции возможность поймать его.

Убийца начал избегать мест, где можно встретить детей. Ему необходимо успокоиться, подождать, потерпеть, привести голову в порядок. Он не должен наследить, не должен, не должен.

Он начал подолгу гулять в отдаленных районах города, где дети встречались крайне редко. Проводил время на пустырях и в заброшенных зданиях, прячась ото всех. И вот уже когда он почувствовал, что все становится на свои места и можно снова выходить на охоту…

Детский плач. Легонькое хныканье, когда мальчик отчаянно уговаривает себя «не реветь, как девчонка», но у него плохо получается.

Черт, черт, черт, черт. Здесь, где неподалеку только конечная остановка двадцать девятого автобуса и чахлый частный сектор. В домах за заборами разных стадий разрушения живут полторы калеки. Прямо сейчас вокруг никого. Плач доносится от остановки. Где тоже ближайшие полчаса никого не должно быть.