Krupnyakov_Arkadii_Est_na_Volge_utes_Litmir.net_259280_original_51f74

— И не напишут. Стыдно, государь. С бабой справиться не могут.

— Как же с большим воеводой быть, посоветуй?

— Я уже сказал — менять.

— На кого?

— Юрья Долгорукого, более некого.

— А може, Борятинского? Он на ногу скор, решителен.

— Большому воеводе еще и мудрость нужна. Дай Борятинского в товарищи Долгорукому — пары лучше не найти.

— Хорошо, боярин. Указ заготовь, я подпишу.

— И вот еще что, государь. Надо бы атаманам Войска Донского Корнилу Яковлеву да Михайлу Самаре-нину наказать, чтоб они нового вора и изменника Стеньку, как он придет на Дон, словили.

— Наказано давно. Только они с Разиным одного поля ягода, и в этом у меня надежи на них нет.

— Я обоих добре знаю. К хмельному зело привержены. А вино курить ты им на Дону запретил.

— Позволить?

— Обещай им ведер по двадцать вина, и они не только Разина — отца родного словят.

— Укажи думному дьяку Семену Титову таково обещание послать. Что еще посоветуешь?

— Хватит, государь. Остальное на думе порешим. А то и так Артамон Сергеич к моим советам ревнует?

— И все-таки скажи — как по-твоему, где у нас наиглавные места, в кои более всего нужда рати посылать.

— На саранской черте, государь, Арзамас и Темников, на Волге — Кузьмодемьянск.

3

В Кузьмодемьянске остались двое: Ивашка Шуст да отец Михаил. Мирон Мумарин с Ивашкой Сорокой ушли на Ядрин, взяли его, разделились на два рукава, один пошел влево, на Лысков, другой вправо, на Цывильск. Илейка Долгополов свою сотню на север увел, на Баки, Богородское, Лапшангу.

В середине октября царское знамя большого воеводы перевезли из Казани в стан князя Юрия Долгорукого. Первым своим приказом князь повелел воеводе-Даниле Афанасьевичу Борятинскому сразу итти с полком на Кузьмодемьянск, по правому берегу, а казанскому служилому человеку Михайле Баранову, придав сотню солдат, — итти по берегу левому на Кузьмодемьянск же. А двоюродному брату Афанасия, Юрию Никитичу Борятинскому, было велено ударить по Алатырю. Из Казани же бросил большой воевода на Цывильск Кравкова Матвея — полковника московского солдатского выборного полка пешего строя. До сего времени эти воеводы топтались около Волги.

Вторым приказом княж Алексеич отозвал от Нижнего Новгорода думного воеводу Федора Леонтьева с полком да князя Щербатова Константина с полком же и двинул на Арзамас. Потому как у Нижнего нм делать было нечего, и держал их там Урусов из-за страха перед приходом Разина.

Разин в это время был в Паньшином городке под Царицином на судах и упрямо, не слушая ничьих советов, копил силы для нового похода на Волгу. О том, что на саранскую черту катилась вторая могучая волна восстания, он знал, но значения ей не придавал. В основе этой волны были мятежная мордва, черемисы и чуваши. А инородцам атаман теперь не верил. И вместо помощи отдал приказ — оттянуть второе войско на Саратов, чем освободил дорогу Юрию Борятинскому для удара на Алатырь и Саранск.

Вся обстановка подсказывала Разину — наступать на Москву надо с линии Казань—Кокшайск—Кузьмодемьянск, на Саранск—Темников—Пензу, дальше повернуть вправо на Рязань и Коломну, а там рядом Москва. Но Стенька упорно держался прежних планов: скопить силу и итти на Нижний Новгород, а оттуда по русским землям, по Оке и Клязьме, через Владимир, к столице.

А князь Долгорукий действовал скоро и решительно — в конце месяца войска Данилы Борятинского вышли на реку Сундырь, что в 25 верстах от Кузьмодемьянска.

Новый кузьмодемьянский воевода Ивашка Шусг узнал об этом заранее. Чуваши из Курмыша, прибегавшие к Шусту, донесли — князь Данила дал бой на реке Юнге в 10 верстах от Цывильска, дрался умело и двухтысячный отряд плохо вооруженных повстанцев разметал по лесу, пленил и тут же для устрашения повесил сотню чувашских и черемисских крестьян.

Дня за четыре ранее Шусту донесли — по левому берегу идет Мишка Бараков с сотней и уже достиг речки Ерыксы, где был остановлен засеками восставших. Сотни Баранова Шуст не испугался, и напрасно. Казанский служилый человек в небольшом звании изо всех сил старался выслужиться перед царем. Умный, отважный и жестокий, люто ненавидевший чуваш, черемис и мордву. Бараков не щадил ни себя, ни свою сотню. Хитро обойдя засеки, он обстрелял повстанцев с тыла, уничтожил их всех до одного и пошел на деревню Ку-шерга.

Вот тогда Шуст понял — пора начинать высылки навстречу Борятинскому и Баранову, чтобы не допустить их к городу. Еще раньше были посланы гонцы на Ядрин к Мирону Мумарину, чтобы тот возвращался на помощь городу, Мирон привел три тысячи человек.

Прямо скажем — Ивашка Шуст казак был смелый, рисковый, но воеводой он оказался никудышным, войском распоряжался как попало. Может, и винить его в этом не стоит, научить его, подсказать было некому. Со Степаном Разиным — ни от него, ни к нему — никаких связей не было, что творилось вокруг, он не знал. Ему бы отзывать войско Мумарина не следовало. Три тысячи человек, будь они под Ядрином, дело там повернули бы так, что воевода Данила Борятинский на Кузьмодемьянск бы не пошел, а повернул на Ядрин. Мирон сказал: