Krupnyakov_Arkadii_Est_na_Volge_utes_Litmir.net_259280_original_51f74

— Каким ветром, Янка? И с рукою што?

— А-а, — Яков нахмурился, — за вором одним гонялся, стрелу в плечо словил. До свадьбы заживет.

— Ну, садись — рассказывай. Как там, в Танбове?

— Танбов жив-здоров. Разбойников развелось, как собак. Шайки не токмо в каждом лесу, айв малой роше. Одну не успеешь вытурить, ан на ее месте целых две. Тут один вор объявился, Баловнем зовут, до сих пор поймать не могу. Стрела в плече — его.

— В Москву позван зачем?

— Царь-государь позволил. Руку полечить, оклематься.

Богдан был искренне рад приезду молодого племян* ника:

— В свою вотчину поедешь, али как?

— Поглядим.

— У меня оставайся. Скушно мне одному, а? Женим тебя.

— Мне и так хорошо.

— Сам сказал — до свадьбы заживет. Стало быть, думал.

— Не по обычаю, Богдан Матвеич. Ты сам в холостых ходишь, мне через тебя перескакивать не гоже. Я тайну думку вынашиваю — на твоей свадьбе погу* лять, а потом уж...

— Я свое отгулял...

— Не скажи. Думается, всех дворовых девок перещупал. Я так — бью и сороку, и ворону.

— Ой, охальник ты, Янка. Не дай бог, государь узнает.

— Как он ныне? Неужто не видит — измалодушествовался народишко. То и гляди огтять смутное время придет.

— Где ему о народе думать? Боится он подданных своих более, чем иноземцев.

— С чего бы это?

— Ты, Янка, молод, а я все помню. Мы с государем почитай ровесники. Не успела смутная пора уйти, а Русь снова встряхнули многотысячные шайки Захария Збруц* кого. Потом раскатился медный бунт, за ним соляной. Потом появился в Пусторжеве разбойник Ясько. Три года князь Пожарский за ним гонялся. Потом атаман Баловень...

— Уж не мой ли?

— Твой только прозвище взял. А этот всколыхнул всю Ярославию, Пошехонье, Бежицу, Кашино. Ныне вот Разин. С детства всякий раз в теремах дрожал от страха тишайший.

— Нонь дела-то, видать, совсем худы? — тихо спросил Яков. Богдан подошел к двери, закрыл ее плотно, ответил:

— Далее некуда. Дон казачий возмутился, во всех местах черный люд в леса течет, то и гляди вселенский пожар вспыхнет, а у нас города не укреплены, крепости обветшали...

— Об этом мне ведомо.

— Государь более спит да молится, а бояришки дел делать не хотят. Приказов основали множество, а кто за что ответствует—неведомо. Те же градские воеводские дела взять. Сначала поручили земскому приказу. -Тот перетолкнул в приказ разрядный. Ныне подбор воевод в города взвалили на меня. Дескать, твой .риказ оружейный — ратные дела тебе решать. Ныне вот кузьмо-демьянский воевода одряхлел, а кем заменить, не придумали?

— Только что встретил я Ивашку Побединского. Толкается по Москве без дела, язык распустил, что лисий хвост. Нашу породу порицает, тебя. Дескать, роду мы захудалого, а всю власть захапали. Дескать, жадны, скупы и алчны — хватаем, где и что попало, готовы каждого раздеть до нитки. Про тебя хулы более всего нес— морит-де голодом челядь и дворню, сам сидит на капустных щах, кому богатство копит, неведомо. Сунь его в эту дыру. Если ухлопают беглые — беда невелика.

— Пошлю.

— Никон в Москву не возвернулся? Тот же Ивашка болтал, что ты его с царем поссорил.

— Глубже бери. Коса на камень нашла. Никон супротив бояр пошел. Много сказать о том можнв, но надо ли? Поживешь — узнаешь. Устал я, пойдем ко мне.

Иван Побединский говорил правду. Первым недругом Никона был Богдан. Как закатилась звезда боярина Морозова, Хитрово встал около царя рядом. Нэ ненадолго.

На патриаршем престоле появился Никон. Умный и образованный, честолюбивый и волевой, он оттеснил боярина Хитрово и стал «собинным приятелем» царя. К тому времени началась война с Польшей, царь все больше находился около войск, препоручив Никону управление страной. Патриарх взял в свои руки не тель-ко духовную власть, но и государственную, советами бояр пренебрегал, называл себя Государем всея Руси. Бояре пытались расшатать патриарший престол, но ничего сделать с Никоном не могли. Царь любил патриарха, доверялся ему во всем.