Krupnyakov_Arkadii_Est_na_Volge_utes_Litmir.net_259280_original_51f74

вянную церковь. На освящение ее позвал государя. И, возведя его на гору, воскликнул: «Сколь красива сия

земля — истинный Иерусалим!» Государь сам в Иерусалиме не был, хитрых замыслов Никона не понял н согласился. С тех пор и пошло. Погнал Нишн протодьякона Арсения Суханова в Палестину и велел списать лик иерусалимского храма Воскресения Христа наиточ-нейше. По этому списку возвел на месте деревянной церкви каменный храм, рядом построил дворец, келью для монахов и стал там бывать более, чем в Москве. Лишний храм державе нашей не помеха, но сей еретик на этом не унялся. Теперь река стала уже не Истра, а Иордан, гора наречена Елеон, место — Новый Иерусалим, все как в Палестине. Видно, порешил сравнять себя с богом.

— Истинно — сатана! — воскликнул Савва.

— Сторонников у него немало, холопы и простые люди его чтут. И внушает теперь Никон, что государь наш и мы — бояре — подобно иудеям, фарисеям и мытарям, его, Никона, предали и распяли. И будто он, подобно господу богу нашему Христу, воскреснет в этом храме. Сие кощунство далее терпеть нельзя. Царь и святые отцы гневны на него. И порешили мы от всех священнослужителей Москвы послать туда человека с порицанием самозванца и сказать, что христианский мир его поучения не приемлет и за владыку считать не хочет. И человек этот избран — ты.

— Худороден я больно, — признался Савва. — Выкинет он меня из монастыря, слушать не будет. Надо кого познатнее. Вот Паисий-митрополит...

— Двоедушен и корыстен. Может, тебе неведомо — Лигарид из Греков тем же Никоном привезен. И не ведомо кому он служит: богу, царю или дьяволу. А скорее всего Никону. Я видел, Иойль к тебе похаживает — берегись его. Он по мою душу ходит.

— Более не пушу.

— Пусть бывает. Только остерегайся. Пусть он говорит, ты молчи. Через неделю собирайся. Грамоту изготовим.

— Впустую бы не сходить.

— Ты же рвался, помнишь! —

— Это иное дело. От всея Москвы идти'..

— От бояр, архиреев он наслушался немало. А теперь—простой поп, от множества людей простых...

— Добро, боярин. Соберусь.

Аленка слушала боярина, прильнув ухом к дверной щели.

Когда боярин, хлопну в дверью, вышел, Аленка бухнулась перед Саввой на колени:

— Возьми меня, отче, с собой — сгожусь!

2

В одну из ночей Аленка несла охрану больших ворот усадьбы. Мороз был сильнейший, трещали зауголкп деревянных изб, трудно было дышать. Вдруг около ворот возникла фигура Иойля с ношей на плече.

— Отворяй ворота' — Савву несу. Ознобился весь, померз.

Аленка задвинула засов, повела Иойля к себе в избушку. В сенях крикнула: «Клади здесь!», — принесла фонарь, стала раздевать Савву.

— С ума сошел! — закричал Максим. — Здесь холод яко во дворе. Погубишь! В избу надо, в тепло! — И сжал Аленкины руки словно клещами. Он был высок, могуч и хмелен.

— Слушай, ты, грек! — раздельно произнесла Аленка и вскинула брови. — Ты отпустишь мои руки. Принесешь бадью снега, а потом пойдешь домой и будешь спать!

— Буду, — тихо сказал грек, покорно взял бадью, принес снег, потом вышел. Аленка начала растирать тело Саввы снегом...

Около полудня Иойль пришел снова. Поп лежал закутанный одеялом, сверху наброшен полушубок.

— Жив! А я уж тебя в святцы записал. За упокой.

— Жив, слава богу, — простонал Савва

— Может, слава сатане?

— Одумайся, Лёль, что ты плетешь?

— Казак твой не от бога. Знаешь, сколь я в хмелю свиреп и упрям?

— Да уж знаю.

— Он же слово одно сказал, и я аки агнец, смиренно домой ушед, спал до полудня Это он мне спать указал.

— Бражничали всю ночь, оттого и спал.

— Не говори. Лик твой озноблен был, а ныне чисг. Где он ныне, казак твой?

— За гусиным жиром пошел. Слышь-ко, Лёль, у тебя для внутреннего сугреву нет ли чего? — спрвонл Савва, стараясь увести разговор в сторону.

— Как нет? — Иойль вытянул флягу, подал Савве. Опохмелившись, грек ушел, на прощание сказал: — Ты за парнем гляди в оба. Не заметишь, как антихристу в лапы попадешь.

Всю неделю Аленка не отходила от Саввы. Поила малиновым отваром, обкладывала на ночь тертой редькой, давала настои трав. Боялась, что Савва скоро не встанет, и к Никону пошлют другого.

Когда грамота от московских церквей была составлена, Савва, слава богу, выздоровел. Аленка снова к нему: «Возьми к Никону».

— Ты-то пошто? Не допустит он отрока безвестного, не нужного ему совсем.

— Я с тобой пойду.

— Отстань, неразумная! У нас речи будут гневные, резкие. Да и не хочу я, чтобы ты в вертепе сатанинском осквернялась...

— Ты болен еще, немощен. Вдруг занедужишь, а я— рядом.

— И не проси! Да и как без позволения бояринг?

— Дядька Мокей пустит. Он добрый.

— Всем троим беда будет. Не проси!

И тогда Аленка сжала щеки Саввы ладонями, вперила в его лицо глаза, сказала кратко:

— Зови Мокея. Велю!

Отвел взор в сторону Савва и пошел к старшему сторожу...

* * *

Выехали в монастырь в субботу. Савве придали двенадцать конных стрельцов, укутали в крытый санный возок, Аленке место на козлах.