Krupnyakov_Arkadii_Est_na_Volge_utes_Litmir.net_259280_original_51f74

из Троицы прибегали. Жаловались, что ангашинцы отнимают скотину, рухлядь, жонок в поле ловят. Ну и что?' У мужика всегда кто-нибудь, что-нибудь да отымают и впредь будут отымать, во веки веков.

— А тюрьмы наши пусты, — мрачно заметил воевода. — Что государю доносить будем? Илейку проворонили. А он разинский выкормыш...

— И поведет он чернь на крепость непременно, — добавил подьячий Васька.

— С чем? С вилами, топорами? Супроть наших пушек, супроть стен, рвов! А что касаемо царя-батюшкп,. так донесем мы, Иван Михалыч, о победном завершении градостроения и добавим, что узников выпустили сами ради окончания укрепы града Кузьмодемьянска. И никто-с нас не взыщет. Черемис завтра же пустим по домам...

— А они прямым путем в Ангашино, — не унимался

Васька. — Воров там ныне более тысячи, а завтра, глядишь, будет вдвое больше. '

— И поглотят они наш город с потрохами, — воеводэ встал, прошелся по избе. — Нет, Тихон, черемис опускать ни в коем разе нельзя.

— Так они же нас с онучами сожрут. И так уж впроголодь держим.

— Тоже верно. Я день и ночь об этом думаю.

— А може, поднять всех городных? Дать им самопалы, бердыши, пики, да и ударить по сброду, не ожидая пока они сами...

— Надумал тоже? — Тишка тряхнул бороденкой.— Они эту сброю на нас же поворотят.

— Куда ни кинь — везде клин. — Воевода подошел к окну,оперся о косяки, задумался.

Иди на покой, Иван Михалыч. Утро вечера мудренее, — предложил подьячий.

— Пойду, пожалуй. А вы стрельцов досмотрите. Снова, поди, спят.

— Доглядим, батюшка, доглядим.

Воеводе снился хмурый, дождливый день. Злой и недовольный идет он по грязи на канаву.. Так и есть— канава не копается, крепостной ров водой не заполнен, людей на работе ни одного. По насыпи на другой стороне рва прогуливаются Тишка-дьяк и подьячий Васька. Оба вроде пьяные. Воевода им грозит кулаком, но Васька вместо испуга крикнул дерзостно:

— Дурак ты, воевода, как есть дурак. Мое дьяково место отдал Тишке, а он...

Далее воевода не расслышал, со стороны канавы грянул гул; в городе, захлебываясь в набатном звоне, надрывался храмовый колокол. Гул приблизился, со стороны реки показался бурлящий, клокочущий вал воды, он катился, сметая все с пути, прорвал недокопа-ную канавную перемычку, хлынул в ров, заполнил его. Скоро вода начала выхлестывать волны на крепостной вал, сбила воеводу с ног, закрутила, завертела, понесла вслед за валом. Спасать воеводу бросился в ров Васька Богданов, его голова то исчезала, то выныривала из пенно-мутного потока, приближалась к воеводе. «Зачем я надел панцырь? — думал воевода, захлебываясь водой. — Зачем взял саблю? Ведь утону». Вот Васька приблизился, воевода, собрав последние силы, ринулся к подьячему, схватил его за плечи, и оба пошли ко дну. Вода хлынула внутрь, распирая грудь. Воевода хотел крикнуть... И проснулся. В самом деле гудел набат, в окнах опочивальни на слюдяных проемах плясали багряные блики. Воевода вскочил с кровати, поднял раму, высунул голову в ночь. Крепостные стены по всей окружности пылали частыми кострами, около оружейной башни слышались пищальная стрельба, крики. В опочивальню вбежал Васька, бросил воеводе охапку одежды, кольчугу, саблю и шлем.

— Михалыч, беда! Чернь в городе! И черемисы восстали. Стрелецкий голова убит. Что делать будем?

— Как это — «что делать»? — загремел Победин-ский, просовывая ноги в широкие штанины. — Беги к оружейной башне, держи ее. Без зелья и ядер мы пропадем. Ну-ка, помоги о>кольчужиться. Пояс где? Где пояс, спрашиваю?

Ворвался в открытую дверь Тишка. Длинная, белая нательная рубаха болталась на дьяке, как на колу, он, словно привидение, воздев руки над головой, орал:

— Воры на дворе, воевода! На дворе, говорю, воры Тот Миронко с ними! — Тишка подскочил к гтодьячему, оттолкнул его и начал сдирать с воеводы кольчугу. — Бежать надо, бежать. И налегке, дураки! Через приказную избу. Там под иолом тайный выход есть.

Воевода взмахнул ножнами сабли, ударил Тишку плашмя по правому боку, крикнул:

— Иди, смерд, в город, собирай стрельцов Башню надо отбить, башню!

Тишка, еще раз крикнув «дураки», высадил ногой раму и выпрыгнул в окно. В горнице грохнула сорванная с нетель дверь, половицы застонали от множества бегущих, в проеме показался Мумарин. Он проскочил, мимо Побединского к окнам, чтобы закрыть ему путь к отступлению, воевода повернулся к врагу, выхватил саблю. Поднял оружие над головой, шагнул к Мирону, но ударить не успел. Левка сзади вогнал воеводе меж лопаток жало копья. Почувствовав удар и страшную боль, воевода усцел только подумать про Тишку: «Кольчугу не дал застегнуть, сволочь». И рухнул замертво на пол.

Мирон наискось саданул саблей по шее Васьки Богданова.

На рассвете весь город был в руках повстанцев.

3