— Не стыдись. О том, что ты девка, мне ведомо.
— Тем паче. Я греха боюсь.
— Тебе не греха надо бояться, а царского пристава.
— Перед царем у меня вины нет.
— Зачем тогда в портки спряталась?
— Затем, что колдуньей меня сочли. А я разве тебя колдовством вылечила?
— Чтоб я тебе поверил, и ты доверься мне, — игумен спустился с полатей. — Покажись!
— Ты что, девок отродясь не видывал? Где же святость твоя?—спросила Аленка, наливая в шайку крутой кипяток.
— Ни Авраам, ни Исаак, ни Иаков не гнушались женскими прелестями, а для нас до сих пор святыми остались. Я токмо гляну на тебя. Ну?! — Игумен проворно подскочил к Аленке, рванул рубаху за ворот. Аленка с силой оттолкнула его, он поскользнулся на мокром месте, рухнул на пол. Подняв шайку, Аленка плеснула кипятком на рыхлое брюхо игумена. Антоний взвыл волком, дверь распахнулась, в мойную ворвался келарь Тит. Он не успел ничего разглядеть в парном тумане, мелькнула перед его лицом липовая шайка, хлестнула по глазам крутым кипятком.
Аленка перескочила через завизжавшего келаря, набросила на себя рясу, вырвалась во двор. Мимо нее пробежал монах и, стараясь перебить крики и вопли игумена и келаря,завопил:
— Влады-ко-о! Стенька Разин у обители!
Около задних ворот страж захлопнул калитку перед носом Аленки, крикнул:
— Куда лезешь, дурной! Воры за воротами!
2
Взятие Кузьмодемьянска всколыхнуло всю округу: от Свияги до Суры по правому берегу Волги, от Кок-шаги до Ветлуги по левому. Если раньше мятежные люди Поволжья опасливо, кучками или в одиночку, тянулись в леса, то теперь к Кузьмодемьянску хлынули люд-
ские потоки со всех сторон. Шли лесные ватаги, брели беглые одиночки, срывались с места целые деревни. Поднялись почти все горные черемисы уезда, нарастал через Волгу приток луговых черемис. Опустели земли Спасского и Троицкого монастырей, поднимались монастырские крепостные Семиозерной, Раифской и Мироно-сицкой обителей.
Атаман Илья Иванович Долгополов не успевал считать свое войско, распределять пришельцев по десяткам, сотням и тысячам. Всех инородцев он отсылал к Мирону Мумарину. За какую-нибудь неделю в городе скопилось около 15 тысяч повстанцев. Причем русских 6 тысяч, инородцев 9.
Все оружие, какое было в городе, расхватано, к концу подходили житные запасы.
В один из вечеров Илейка собрал сотенных и тысячных атаманов на совет.
— Ну, господа атаманы, пора дело делать. Будем тут сидеть, нас казачки с портянками сожрут. Уже потихоньку грабить своих же мужиков начали. Надо разбегаться. Я мыслю так: тысячный атаман Ивашка Сорока пойдет на Цывильск...
— Ходил уже, — хмуро заметил Сорока. — У Чебдк- . сар по мордасам надавали.
— Ты, калена вошь, без спросу ходил, со своей тысячей. А на Цывиль надо вести тысячи три. Надо пушки брать. Дадим тебе две.
— Это иной разговор.
— Я пойду на Ветлугу. Две пушчонки возьму да пять тыщ войску. Мирон со своими черемисами на Сви-яжск.
— Може, лучше на Ядрин?—предложил Иван Шуст.
— В те места Степан Тимофеич свое войско повел. Туда нам вклиниваться не велено. Ты, Ивашка, оставайся в городе и если чуть чего — шли гонцов. Цывиль, Сура, Ветлуга — это как бог велит, а ты со своим городом всему войску подпора. Кузьму-город нам отдавать никак нельзя. Это помни.
— Послушай, Илья, — Мумарин подошел к столу,— Пришли ко мне из деревни Коптяковы и из деревни Ка-дышевы трое: Янсайко, Юванайко да Атюйко — крегто-стные Спасо-Юнгинского монастыря. Говорят, что у архимандрита Антония много муки, зерна и прочего запасено. Может, пусть сходят?
— Дай им сотню Акпарса в придачу. Зерно и мука нам надобны.
После совета мятел<пое войско разделили начетверо.
3
Савва, пока ездил с мурзой, время даром не терял. По пути заскочили они в Семиозерную пустынь, напугали до полусмерти игумена, забрали у него всю бумагу, что была, и начал Савва строчить «памети». Чуть не в каждой деревне оставляли они разинские письма, двигались к Цывильску. Как-то на длинной лесной дороге, которой не было конца и края, они разговорились. Савва спросил:
— Пошто ты крюк большой делал? В Цывильск бы от Тетюшей, да напрямую, — куда ближе.
— Людей надо больше увидеть, это самое, паметей больше отдать. И еще скажу — есть у меня середь чуваш, это самое, родовое гнездо Ахпердино. Давно там не был — надо заехать. Там у меня пятьсот душ, это самое...
— Вот ты — и мурза, и богат. Что тебя к 'Разину кинуло?
— Злость моя, обида.
— Кто тебя обидеть мог?