Маневр удался. Пушка ударила вторично, когда первая сотня уже проскочила под ворота, а вторая еще не пошла вперед. Залп пищальных выстрелов тоже заметного урона не нанес, а дальше стрелять было нечем, пищали перезаряжать надо. Вторая и третья сотни, сбросив хворост у ворот, прижались к стенам справа и слева Кто-то начал высекать огонь. Вот задымился трут, поджег сухую веточку, с нее огонь перенесли на хворост. Пламя весело запрыгало с ветки на ветку, костерок начал дышать. Уже занялись тоненькие сучки, перебрасывая огонь на толстые. Стены молчали — стрельбы не было.
Вдруг вверху что-то зашумело, и холодный водопад ударил по костерку, по шапкам, по плечам. Треснув, свалилась на мостовую бочка. Люди взвыли — мокрый хворост не зажечь, бегать за сухим — перебьют по одному «Юмо серлаге, — подумал Акпарс, — не умеем мы воевать, что делать дальше, не знаем». 1
За воротами что-то брякнуло, наверное, щеколда, потом что-то упало тяжелое, и вдруг створки ворот со скрипом начали расходиться. Молодой монах, ухватившись за тяжелый створ, оттолкнул его и крикнул:
— Проходи, мужики! Бей монахов!
И хлынул мимо Аленки людской поток под своды ворот, начал растекаться по двору во все стороны. Гле-то хлопнуло несколько выстрелов, кто-то заорал истошно— обитель наполнилась криками, звоном колоколов, выстрелами, шумом и гамом сотен голосов...
Около Аленки очутился молодой парень, обхватил ее за плечи, прижал к груди, поцеловал, заговорил горячо на непонятном языке.
— Ты што сопли распустил?—Аленка оттолкнула парня.— Воевать надо, а не целоваться. Беги, давай.
Парень крикнул «Паснбе!», — ткнул Аленку в плечо, убежал.
Боя в монастыре, почитай, не было. Монахи в темно- * те разбежались, ушли задними запасными воротами, убоясъ расправы
Акпарс всю ночь был в заботах: останавливал попытки к разграблению, ставил дозоры, осматривал кельи — нет ли где засад. Только на утре вспомнил про молодого монаха, который открыл ворота. Послал Атюйку разы-
скать ето, поскольку видел, что Атюйка с ним разговаривал и обнимался. Атюйка вернулся не скоро:
— Не нашел я монаха. А вот девка есть. Коасивая.
— Веди.
— Да не идет. Я по-русски понимаю мало, но она вроде говорит — если твоему атаману надо, пусть сам придет.
— Ну, пойдем к ней.
В келье игумена те«и
о, только гябло со множеством икон освещает мсЛйс-г!:— Свет зажги,— до: род^шно попро-спл Атюйка.
— Сам зажги. Свечка па столе.
Акпарс нащупал свечу, по шее ее к лампадке.
Когда келья осветилась, девушка уже поднялась, села к столу. На столе лежал пистоль, в углу стояли две пищали, на кровать брошена сабля.
— Ты атаман? — спросила девка.
— Сотник.
— Из города?
— Да.
— Сотник, а воевать не умеешь.
— А ты отколь знаешь?
— Нели бы ворота не открыли, до сих пор куковал бы в подворотне. Монаху спасибо сказал?
— Не нашли мы его.
— И не найдешь
— Почему?
— Был монах и нету.
— А ты кто?
— Как сам думаешь?
— Монастырь мужской, ты баба. В келье игумена сидишь. Наверно, постель ему грела.
— Угадал. А почему здесь осталась?
— Скажешь сама.
— Хозяйкой монастыря буду. Вы тут люди чередные. Разграбите все и ускачете. А я грабить вам не дам.
— Мы тебя и спрашивать не будем!—Акпарс встал.— Свяжем, отвезем в Кузьму.
— Попробуй! — Аленка тоже встала, взяла пистоль. — Я тебе пулю в голову всажу. Был сотник — станешь покойник. А товарищу твоему, поцелуйкнку, губы отсеку.
Акпарс хотел было послать Атюйку за подмогой, но тут в голове мелькнула догадка — девка не зря ведет себя смело, за ней что-то стоит, и О'б этом надо узнать.
— Ладно, хозяйствуй, — Акпарс сел. — Грабить монастырь мы не будем. Но ты нам хлеба дай, мяса дай, луку, чесноку. Одной тебе много ли надо? И еще в сундуки игумновы пусти.
— Ты сказал грабить не будешь.
— Не грабить. Мы только всякие монастырские крепости подерем, долговые записи и земляные отводные книги спалим, чтобы черные люди все и инородцы вольными стали.
— Ладно. Сундук вот он — бери бумаги хоть все. Хлеб поделим исполу...
— Зачем исполу? Ты одна, нас много.
— Одна? А монахи вернутся? Они в лесах голодные, как волки.
— Дармоедов плодить хочешь?
— Я их на конь посажу, сабли дам, воевать заставлю.
— С кем?
— А это как атаман скажет.
— Какой атаман?
— Илейка.
— Долгополов?!
— Он самый. Ты знаешь его?
— Еще бы! Он всего нашего войска атаман.
» — Может, ты и Миронка знаешь?
— Тысячный наш. Это он меня сюда послал.
— Передай ему поклон. Скажи — девка Аленка из Москвы. И Долгополову тоже поклон. Передай — скоро к нему приеду. А теперь во двор пойдем. Покажу, где мука и зерно. Подводы уделю.
У амбара с зерном Аленка спросила:
— А попа Саввы в городе ие было?
— Не слыхал. Кузьмодемьянский поп Мишка с нами, а Саввы вроде нет.
— Если появится — про меня скажи.