Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах

Надо отметить, что N. W. A. все-таки были исключением из правил: обычно популярные рэперы 1990-х и 2000-х не рассказывали в подробностях о том, как убивают женщину, с которой занимаются сексом, – а у них именно этому и была посвящена песня “One Less Bitch” (кстати, у этой композиции был и предшественник в мире рок-н-ролла: “Used to Love Her” группы Guns N’Roses 1988 года – в обеих содержалась одна и та же фраза: “Мне пришлось ее убить”). К началу 2000-х хип-хоп процветал и на радио, и на кабельном телевидении вроде MTV и BET – телеканалы ротировали гламурные видеоклипы, в которых рэперы всегда были окружены девушками, (полу) одетыми, как для похода в ночной клуб. Уничижительные характеристики в их адрес считались нормой и встречались, наряду со словом на букву “н”, в жизнерадостных хитах привлекательных артистов вроде Лудакриса, в прошлом – радиоведущего из Атланты, который записал целую серию альбомов, разошедшихся многомиллионными тиражами. В песне “Area Codes” Лудакрис хвастался, что имел “сук” в множестве разных регионов страны, называя себя “отвратительным сук-ществом”, а яркий клубный трек “Move B***h” вообще не был посвящен “шлюхам” – это была универсальная декларация нетерпеливого азарта. Нормализовывало ли это обстоятельство использованную формулировку?

В эпоху после 2 Live Crew споры велись в основном не о юридическом определении непристойности, а о том, какие типы музыки будут допущены в прибыльный мир мейнстримной культуры. Как поклонник хип-хопа, я подозревал, что утверждения о дурном общественном влиянии жанра ни на чем не основаны и что, напротив, присущий рэперам циничный, пренебрежительный взгляд на взаимоотношения полов был эхом определенных социальных трендов. Тем не менее я не мог исключить вероятность, что широкое распространение в музыке слов типа “сука”, “шлюха” или “сутенер” подпитывало угнетение женщин, особенно в афроамериканских сообществах. Возможно, наиболее вредоносным этот язык оказывался именно в приятных на слух радиохитах. В 2004-м полыхнуло в Спелман-колледже, учебном заведении для девушек в Атланте, в котором учились преимущественно афроамериканки: инициативная группа возразила против планировавшегося выступления Нелли, рэпера из Сент-Луиса, поскольку незадолго до этого он снял видеоклип, в котором проводил кредитной карточкой между стянутых ремнем девичьих ягодиц – сцена отсылала к стереотипу о богатых мужчинах, сующих наличные в белье стриптизерш (много лет спустя в первом куплете песне “WAP” Карди Би использовала похожий образ: “Положу эту киску прямо тебе на лицо / Проведу ей по носу, как кредитной картой”). Сделанное Нелли приглашение отозвали, и по следам этого протеста лайфстайл-журнал для темнокожих женщин Essence запустил годичную кампанию со слоганом “Оставьте свою музыку себе”, призванную бороться с “унижающим достоинство” изображением женщин-афроамериканок в хип-хопе. Диана Уэзерс, главный редактор журнала, постулировала, что современная популярная музыка – это “культурное болото”; среди опубликованных ею материалов было эссе девушки, которая признавалась, что “крепко подсела на музыкальные видеоклипы” и пытается бороться с зависимостью, выключая телевизор. Проблема на самом деле была не в том, что хип-хоп существовал на свете, но в том, что он распространился буквально повсюду, при этом так и не научившись как следует себя вести – происходящее напоминало условную ситуацию, при которой чарты покорил бы, например, дет-метал. Заслуживала ли эта невероятно популярная, но не чурающаяся сквернословия и оскорблений музыка того, чтобы звучать на кампусах университетов и воспеваться на страницах рафинированных изданий для темнокожих женщин? Возможно, нет. Существовало немало слушателей, страстно желавших, чтобы хип-хоп стал более ответственным и менее оскорбительным – и обслуживал бы более широкий социальный заказ. Но мои пожелания были более эгоистичными: мне просто хотелось, чтобы жанр продолжал поставлять классные записи, даже если его так в полной мере и не примут в мейнстрим.