Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах

Еще американские слушатели могли почувствовать вкус танцевальной электронной музыки благодаря нескольким хитам, которые стремительно попадали в поп-чарты вне всякой связи с породившим их культурным контекстом, а затем так же быстро из них исчезали. Часто считалось, что это песни-однодневки, продукты экзотического импорта. А на самом деле у многих из них была весьма интересная, мало кому известная история. В 1989 году ранее неизвестная бельгийская группа Technotronic материализовалась с композицией “Pump Up the Jam”, достигшим второго места в хит-параде энергичным хаус-треком с явным влиянием хип-хопа. Большинство американцев, вероятно, полагали, что так и звучит европейская клубная музыка, – и почти никто не знал, что один из синтезаторных риффов был подозрительно схож с “Move Your Body”, революционным треком Маршалла Джефферсона. Бит песни “The Power” (1990 год, тоже второе место в чарте) немецкой группы Snap! был основан на треке Mantronix, продвинутого электро-проекта. “Gonna Make You Sweat” (1990-й, первое место) вышел под вывеской C + C Music Factory, за которой скрывался дуэт Дэвида Коула и Роберта Кливиллеса, пионеров нью-йоркской хаус-сцены. А песню “3 a.m. Eternal” (1991-й, пятое место) записала озорная британская группа KLF, знаменитая (в Британии, но не в Америке) тем, что одновременно воспевала рейв-культуру и издевалась над ней. Эти и другие хиты способствовали установившемуся в США представлению о том, что танцевальная музыка популярна, но лишь в некоторых контекстах: в квир-культуре, в продвинутых ночных клубах, в Европе. В период расцвета рейва в Британии танцевальная электроника была популистским проектом: Саймон Рейнолдс называл молодежь, которая закидывается экстази и танцует в полях, “психоделическим пролетариатом”. В Америке она была лишена этого пролетарского флера и, в основном, не считалась музыкой для “обычных людей”, невзирая на периодически возникавшие в ее пространстве случайные хиты.

В 1990-е перед американцами, интересовавшимися танцевальной музыкой, возник дополнительный барьер – пугающая фрагментация жанров и поджанров. Идентифицировать хаус было относительно несложно, ведь в нем сохранялся центральный элемент диско – тот самый бит Эрла Янга (бум-тссс!) с бочкой на сильную долю и хай-хэтом на слабую. Если трек звучал как “унц, унц, унц, унц”, скорее всего, он принадлежал к хаусу, особенно если в нем были другие вдохновленные диско-музыкой детали – например, мелодичные партии баса и вокальные выходы. Техно, по контрасту, бравировало своим электронным саундом, прикидываясь музыкой машин: его ритм звучал примерно как “донг-цика, донг-цика, донг-цика, донг-цика”. Техно-продюсеры часто полагались на многократное повторение одних и тех же фрагментов, выявляя ритмы, прячущиеся в мельчайших звуковых блоках – в основе этого подхода лежал принцип, по которому любая последовательность шумов, повторенная достаточное количество раз, начнет звучать как бит. Существовал и третий подход: многие деятели рейв-сцены строили свои композиции вокруг так называемых брейкбитов, часто вырезанных из старых фанковых или новых хип-хоп-записей (“брейк” – это секция в фанк– или R&B-песне, где все, кроме барабанщика, временно замолкают). В сравнении с хаусом и техно рейв-музыка радостно игнорировала соображения собственной чистоты: многие треки звучали как скоростной хип-хоп, только с извилистыми басовыми партиями в духе эйсид-хауса на месте речитатива, а также со звуковыми эффектами и вырезанными невесть откуда репликами. По мере того как рейв становился мощнее и быстрее, некоторые продюсеры пристрастились к использованию вокальных партий в духе дансхолл-регги, уличного жанра с угрожающими интонациями, соответствовавшими энергетике инструменталов (именно это журнал Mixmag в 1992 году называл смешением “хардкора” и “рагги”). Подобный гибрид стал называться “джангл”, и его появление ознаменовало существенный культурный сдвиг. В отличие от рейва, джангл осознавал себя как “черная музыка” – иногда его описывали как запоздалый британский ответ хип-хопу, хотя тексты песен никогда не играли в нем главной роли. Движущей силой джангла стали монструозно глубокие басы, жившие своей неторопливой жизнью на фоне щелкающих и лязгающих ритмов. Джангл-продюсеры любили ускорять и по-всякому модифицировать брейкбиты, создавая причудливые ритмические узоры, звучавшие как принципиально невоспроизводимые живьем соло на ударных. На протяжении пары лет джангл был, возможно, самой потрясающей музыкой в мире, после чего его переименовали в драм-н-бейс, который, в свою очередь, подарил жизнь целому созвездию танцевальных жанров, каждый из которых, казалось, стремился только еще больше запутать обыкновенных слушателей.