Крупным планом (Роман-дневник). 2008

Говорил он долго, казалось, его монологу не будет конца. А когда заявил, что идёт сюда, чтобы всех примирить и объединить, а также чтобы наконец Государ­ством был принят Закон о творческих Союзах, я не выдержал:

- В словах столь скороспело назначенного на должность первого секретаря Переверзина много неверных представлений и утверждений. Как будто он сам не является одним из тех, по чьей вине возник среди писателей раскол. Вся эта возня вокруг продажи Дома творчества Малеевка и детского сада, вокруг Переделкино и его дач, вокруг приобретённых им самим квартир и многого другого... Он и есть главный раскольник писательских рядов. И на его месте я бы сам ушёл, не усугу­бляя и без того сложную жизнь писателей. - И прямо ему: - За два с половиной года, что я работаю в Исполкоме, я убедился в творческой и организаторской состоятельности МСПС. И огульно охаивать нашу работу не позволял себе ни­кто. Нам нужно много думать над тем, что произошло с вашим назначением, но убеждён, что Сергей Владимирович допустил ошибку, назначив вас на должность, занимать которую вы не имеете морального права.

Переверзин опустил голову и, заикаясь, что ещё более усугубляло его косноя­зычие, стал говорить, что ничего дурного он сказать не хотел, просто выразил то, что было сказано два дня назад Михалковым.

Все были шокированы такой новостью. Никто из сотрудников не произнёс ни слова. Обычно активная, даже бурная Салтыкова сидела притихшая и подавлен­ная. Изредка поднимала глаза на Переверзина, и в них можно было прочитать не только растерянность, но и немой вопрос: «Что же теперь будет со мной? Я же всегда знала тебе цену и всегда была против тебя, а ты вон куда махнул!»

После завершения нашего импровизированного собрания я пошёл к себе. Меня догнал Переверзин и попросил уделить ему несколько минут для разговора.

- Идёмте, - сказал я и привёл его на второй этаж.

Он сел, вспомнил, что нас с ним объединяет «длительная совместная работа» и что ещё больше нам предстоит сделать. Дальше он, перемежая речь матерком, стал говорить, сколь уважительно относится к нему Михалков и что именно по­этому назначает его на должность первого секретаря.

- Вообще-то, - сказал он, - тебя позвали сюда работать, предполагая, что именно ты не только возглавишь аппарат, но и станешь первым секретарём. Но события резко изменились, здесь понадобился мой опыт, моё участие в хозяй­ственных делах, и я принял решение пойти на эту должность.

- Знаете, - сказал я, - можете со мной разговаривать проще, без мата. К тому же мат никак не подходит к вашей речи.

- Почему это?

- Потому что при вашей косноязычности у вас наиболее отчётливо звучат именно матерные слова, лучше бы наоборот.

- Да, я знаю, но...

- Простите, я продолжу. У нас с вами действительно были неплохие отноше­ния, пока вы...

- Ладно, забудем прошлое. Начнём строить наши отношения, как говорится, с чистого листа.

- Нет, с «чистого листа» не получится. На нём стоит гигантская клякса, и если бы я тогда...

- Ладно, давай подумаем, как нам строить дальнейшую работу.

- Здесь не о чём думать, мне Феликс Кузнецов сказал, что вы меня назвали своим злейшим врагом. На каком основании?

- Не помню, чтобы я это говорил. Кузнецов врёт.

Не знаю, сколько бы ещё в таком духе продолжалась наша беседа, но её пре­рвал звонок Кузнецова. Я спросил, почему его нет на работе.

- Я приехал, но меня не пустили. Переверзин поставил свою охрану, и мне перекрыли путь.

Я положил трубку и спросил Переверзина, почему он не пустил Кузнецова на работу.

- Неправда, он врёт. Я сам бежал за его машиной, пытаясь остановить, но он уехал. Ладно, хрен с ним, с Кузнецовым. Я знаю, что у тебя хорошие отношения с Чергинцом. Давай созвонимся с ним и поедем в Минск. Я там ни разу не был, давно хочу.

Всё, пора ставить точку в разговоре, и мы её поставили.

Есть одно неоспоримое приобретение России - все часы граждан и учрежде­ний показывают точное время. Время - единственное, что никому не подчиняется и что верно служит абсолютно всем. И хорошо, что оно не везде московское.

30 сентября. Утром меня пригласил для разговора Переверзин - он уже занимает кабинет, в котором ещё на прошлой неделе работал Кузнецов. Начал с удивления, постепенно переходящего в гнев:

- Я сейчас посмотрел ведомости на зарплату сотрудников МСПС и ужаснулся, трах-та-ра-рах!

- Не материтесь, я понимаю вас без мата.

- Извини, не буду. Я не представляю, как ты можешь ездить на работу целый месяц за двенадцать тысяч рублей. Это позор!

- Ничего, я не особенно нуждаюсь. У меня дочка и зять неплохо зарабатывают.

- При чём тут дочка и зять?! Вот что: у МСПС деньги есть. Я обещаю тебе уже за октябрь зарплату в два раза выше, чем сейчас.

- Только мне? - спросил я.

- Нет, всем сотрудникам. Это безобразие - платить такую мелочь.

- Ну, если есть из чего повысить зарплату сотрудникам - это можно только приветствовать. А куда же смотрели прежние руководители, что платили «такую мелочь»?