Крупным планом (Роман-дневник). 2008

Приехала его младшая дочь Арина с мужем. Узнав, что с отцом, улыбалась, но щёки её сделались пунцовыми; потом я видел её сидящей на скамейке: лицо скорбное, сразу сделавшееся усталым, глаза уставлены в одну точку. И всё же было видно, что девушка на что-то надеется, чего-то ждёт. Надежда не бывает одна, она всегда в паре с ожиданием. Чем выше надежда, тем томительнее ожида­ние, которое часто оканчивается тупиком.

Они попрощались и уехали. Букет чёрно-бордовых роз, которые она привезла врачу в благодарность, неприкаянно лежит на подоконнике.

23 ноября. Утром ко мне приехали жена, дочка, Саша и Мария. Я пере­оделся, вышел к машине. Саши и Марии нет, потом Саша появился из-за киоска. Марию нужно искать, она спряталась. Сделал вид, что упорно ищу, хотя знаю, что она тоже за киоском. Нашёл - столько радости!

Сели в машину. Бабушка рассказала, что утром Мария себя плохо вела и она назвала её безобразницей. А Мария в ответ:

- Меня не нужно так называть.

- Почему?

- Потому что у меня в голове только одна нервная система.

25 ноября. Сделали мне всё, что посчитали нужным. Болевых ощущений

Занимался дневником. Писатель в своих произведениях дозированно пишет

о себе, а в дневниках более всего о себе. Но и дневник не вмещает в себя всю правду, всю гамму чувств и переживаний автора - большая их часть остаётся не­тронутой, сокрытой. Это и есть сокровенное, в чём автор не признаётся даже само­му себе. Придуманный писателем мир бывает более интересен, но менее правдив.

У одного писателя-охотника прочитал, что в нём, в охотнике, больше жалости к животным, которых он убивает, чем у того, кто не охотник. И приводит пример, что «не охотник», кушая мясо, попавшее ему на стол, не пожалеет животного. Странное замечание, потому что «не охотник» ест мясо выращенного и выкорм­ленного им животного, тогда как «охотник» вторгается в живую жизнь и милли­онами стволов нарушает, разрушает равновесие в природе. Весьма удовлетворён, что я никогда не был и даже не мечтал стать охотником.

27 ноября. Скучал. Пытался читать Михаила Булгакова, но после Пушкина это невозможно. Смотрел в сторону нашего дома за Крылатскими холмами. Ду­мал о работе - там лёгкая паника, что меня так долго нет. Звонят, интересуются, когда выйду.

Приготовил свои книги в подарок врачу и обоим хирургам. В каждую из книг вложил небольшую сумму денег - так теперь принято.

На кой ляд мы перестроились? На кой ляд перестроилось телевидение? Если раньше темой разговоров большинства людей, допускаемых на телевидение, мог­ли быть любовь, благородство, достоинство, профессия, т. е. красота, то ныне - секс, успех, карьера, деньги. И прежде всего деньги... В начале девяностых у нас в Петербурге гостили приехавшие из Польши супруги Смитэк - Юрэк (чех) и Во­жена (полька). И пригласили нас ответно посетить Познань, где они жили. Мы приехали, как раз в то время шел бесконечный телесериал «Санта-Барбара». И не только у нас, но и в Польше. Мелкая интрижка и полная безвкусица. Но перед на­чалом каждой серии супруги бросали все дела и разговоры и бежали к телевизору. Я однажды не выдержал: «Как вы, умные, образованные люди (Юрэк - препода­ватель колледжа, Божена - городской судья), можете тратить время на просмотр такой серости? Разве можно отказаться от собственной жизни и наблюдать жизнь других?!» А Божена: «Не рассуждай лишнего, лети сюда, смотри, какую цель тебе показывают американцы. И учись жить при новых обстоятельствах». - «Это кажущаяся цель, - усмехнулся я. - Наш полёт будет мимо цели». - «У американ­цев, в отличие от вас, от русских, ничего мимо цели не бывает, - как-то особенно радостно сказал Юрэк. - Так что садись и учись!..»

28 ноября. В полдень получил выписку из истории болезни и больничный лист аж с тремя круглыми печатями. Пожелал своим однопалатникам скорейше­го выздоровления, а на прощание сказал, что, если будет на то Божья воля, ещё встретимся.

- Хорошо бы, не здесь, - усмехнулся Иван Григорьевич.

- Тогда на небесах, - кивнул я.

На улице мокро, тающий снег на тротуаре, серый, туманный день. Иду легко, широкими шагами. В мышцах знакомая радость - соскучилось моё тренированное тело по работе.

И душевный подъём - наконец-то воля!

29 ноября. Галина с Ольгой и Сашей поехали на дачу, а я остался дома с Машей. Шутили, играли - я был волком, а Маша белочкой. Сидела на высоком дереве и ничуть не пугалась - волку её не достать. Попросила, чтобы я рассказал ей какой-нибудь сон. Я спросил:

- Как ты думаешь, волкам сны снятся?

- Конечно! - сказала она. - Им снится, как во сне они кушают бабушку и Крас­ную Шапочку. А потом - как охотники разрезают им живот и выпускают их на волю.

- Страшный сон, - сказал я.

- Да, ещё какой!

- Но первоначально сказка была ещё страшнее. Шарль Перро написал её так, что никакие охотники не спасают бабушку и её внучку. Это наши писатели до­бавили такой конец.

- Правильно сделали, - сказала Мария. - А то сидели бы они до сих пор у волка в животе и плакали.

- А тебе сны снятся?

- Да, красивые.

- Какие именно?