Каждый раз, когда Лиллиан лгала, ее особенно удивляло то, что ей это нравилось. Она не знала, в чем тут причина – в том ли, что она всегда была хорошей девочкой и теперь как бы отыгрывалась за прошлое, или в том, что с ней в самом деле что-то не так, – но каждая удачная ложь давала ей ощущение собственной неуязвимости; по крайней мере, сначала. Правда, надо признать, что торжество всегда было быстротечным. И чем-то напоминало похмелье – пока пьешь, весело, а наутро, когда голова трещит и во рту сухо, как в пустыне, начинают мучить угрызения совести.
Куда труднее было лгать семье, особенно детям. Лиллиан твердила себе, что они еще слишком малы и ничего не поймут, но все равно, отвечая на их вопросы о Поле или о том, как умерла Маргарет, она чувствовала себя мошенницей. Какое право имеет она объяснять им, что такое хорошо и что такое плохо, когда она сама по многу раз в день пересекает грань между одним и другим?
Ее стратегией стало уклонение. Каждый день их жизни она старалась загрузить делами – в конце концов, чем больше занятий, тем меньше возможностей и причин думать о прошлом. Вот почему то, первое лето дома Лиллиан постаралась сделать особенно разнообразным. Они посещали бассейн и гуляли в парке, шарили по библиотечным полкам в поисках новейших выпусков Капитана Панталоны, а на собственном дворе переиграли во все игры, какие только знали ее мальчики, – от бейсбола до тач-футбола.
Одним из самых запоминающихся моментов того лета стал ремонт в комнате Джоша и Дэниела, которую давно пора было превратить из детской в спальню для больших мальчиков. На это ушел целый уикенд. В пятницу вечером они съездили в «Хоум депо», где подобрали цвета, а потом обклеивали потолок и убирали под специальную ленту плинтусы, то и дело отвлекаясь, чтобы пожевать пиццы.
Всю субботу они красили, красили и красили, так что под конец дня их лица и руки, точно веснушками, были покрыты мелкими брызгами краски цвета глубокой синевы. Но никто, даже младший, Дэниел, от тяжелой работы не устал. Ведь они всё делали под музыку – выбирали любимые песни с «Айпэда» Джоша, – так что покраска больше напоминала вечеринку с танцами, чем ремонт.
Спать они в ту ночь легли в полуподвале, где, устроившись на большой тахте, долго смотрели кино. Лиллиан давно не чувствовала себя такой довольной и счастливой – рай, да и только.
В воскресенье, сбегав с утра в церковь, они вернулись домой, наскоро перекусили такос и сладкой кукурузой и помчались наверх, заканчивать работу. Дел было немного – оставалось только оторвать защитную ленту, прилепить наклейки с логотипами спортивных команд и убрать полиэтиленовые чехлы, которые укрывали мебель и ковер от краски. Когда все было готово, Лиллиан подозвала мальчиков к дверям, и они стояли, обозревая результаты своей совместной работы.
– Смотрится классно, парни! – Лиллиан стиснула обоих за плечи. Плечико Дэниела было мягким и нежным, его кожа и ее пальцы были словно созданы друг для друга. Сын прижался к ней, зарывшись лицом ей в бок, совсем как всего несколько недель назад он прижимался к Джилл. Лиллиан улыбнулась.
С другой стороны, узкие упругие мышцы плеча Джоша напомнили ей, что ее второй мальчик уже больше взрослый, чем ребенок, и она прижала его к себе чуть покрепче. Скоро-скоро придет то время, когда компания матери перестанет быть для него желанной, а проводить выходные с предками станет совсем не круто.
– Потрясно, – прошептал Дэниел. – А можно, я позвоню Эмме, пусть придет, посмотрит? Тетя Джилл взяла с меня обещание, что я обязательно позвоню им, когда мы закончим.
– Конечно!
Так, в следующий раз поменьше оживления в голосе. Ей не очень-то нравилось, когда ее дети звали Джилл «тетей», но она старательно работала над искоренением односторонней конкуренции с лучшей подругой. К тому же за те восемнадцать месяцев, что мальчики прожили без нее, они по-настоящему сдружились с дочками Джилл: Джейн и Эммой. Девочки уже не считали Дэниела «сопливым». Он и шестилетняя Эмма стали прямо не разлей вода. Дружба Джоша и Джейн была более спокойной, и ровной; они проводили время над выпусками затеянного ими самодеятельного комикса «Приключения Джея и Джей». Лиллиан от корки до корки прочитала все пятнадцать уже готовых номеров и сразу объявила их литературным шедевром.
– Пойди, позвони им. А мы сейчас наделаем сандвичей. И, кстати, попроси у тети Джилл, пусть принесет чипсов, если у нее есть, ладно? – Последние слова Лиллиан кричала уже вслед семилетнему мальчугану, радостно уносящемуся от нее по коридору. – Ну а ты, парнишка, – обратилась она к Джошу, – что скажешь о своей новой комнате?
Откинув левой рукой волосы с глаз – жест уже входил у него в привычку, – Джош обвел комнату внимательными карими глазами.
– Да, правда, здорово получилось. Спасибо, мама. – И он обнял ее левой рукой за талию и несильно сжал. Постояв так секунду, опустил руки и тут же снова тряхнул головой – признак нервозности, как она уже определила. – Мам, а можно тебя кое о чем спросить? – На слове «мам» его голос дрогнул; она поняла – он сдерживает слезы.