Крушение

– Мне никогда не было так хорошо с Бет, – говорю я. – У нее нет твоего чувства юмора. А уж твоей сердечности и подавно. – С этими словами я легко целую ее в макушку, убираю тонкие прядки волос, прилипшие к щеке, заодно обводя пальцем контур ее лица и заострившейся скулы. – Она была красивой, первой по-настоящему красивой женщиной, которая проявила ко мне интерес. Мы познакомились в «Карлтоне». Она уже работала у них в отделе маркетинга, а я только начинал в связях с общественностью. Когда мы большой компанией ходили куда-нибудь выпить, она и я всегда уходили последними. Мы встречались уже года два, когда я наконец набрался смелости попросить ее выйти за меня замуж. Еще год мы планировали свадьбу. – Я отодвигаюсь от Лили, жалея, что заговорил о Бет. Я не зря не вспоминал о ней так долго, но Лили слушает, раскрыв рот, так что приходится продолжать. – Наш брак не был ровным. У меня складывалось впечатление, что из нас двоих только я готов идти на компромиссы. Несколько лет назад Бет сменила работу и ушла менеджером по маркетингу в компанию по изготовлению софта. Рабочих часов у нее прибавилось, но иногда мне кажется, что она задерживалась допоздна на работе лишь для того, чтобы избежать очередной стычки со мной.

Лили задумчиво складывает губы, и у меня тут же возникает желание поцеловать их снова.

– А о чем вы говорили тогда по телефону, Дэвид? Расскажи мне, пора.

– Ладно, – киваю я, она коротко чмокает меня в щеку и продолжает слушать. – Помнишь, как я психовал после… нашего первого раза… вместе? – Кровь приливает к моим щекам, когда я произношу эти слова.

– Да. – Она хитренько улыбается. – Ты боялся, что я забеременею.

– Но потом ты рассказала мне про свою внутриматочную спираль, как она работает, и все такое. По правде говоря, я чувствовал себя таким тупицей, совсем как школьник, пропустивший то самое занятие по половому воспитанию; но этому есть причина. В общем, мы с Бет довольно скоро обнаружили, что нам нет нужды заботиться о контрацепции. Мы не могли завести детей.

Лили отодвигается от меня и усаживается на плетеный пол, бамбуковые стебли раздраженно скрипят под ней.

– В смысле, вы пробовали, и у вас не получилось?

– Да, мы пытались. Пытались, пытались и пытались.

Лили морщится, притворяясь испуганной.

– Ну, ладно, хватит уже, а то звучит, как про пытки.

– Ревнуешь? – спрашиваю я, поводя бровями.

– Может быть. Ладно, давай дальше.

– Наконец я убедил ее показаться специалисту, и мы прошли через кучу тестов, анализов и всякой всячины. Выяснилось, что Бет не может иметь детей. У нее как бы уже началась менопауза, на двадцать лет раньше срока.

– Бедняжка. Как она, наверное, мучилась, – говорит Лили и вдруг вздыхает, так сочувственно, что я невольно начинаю злиться на Бет еще больше.

– Не знаю. Поначалу она вообще не хотела ребенка, пока не выяснилось, что она не может забеременеть. И тогда беременность стала ее идеей фикс. Ей приспичило забеременеть, чтобы показать всем, что она может. Что она не хуже других. – Я качаю головой. – Когда ей поставили диагноз, я стал думать об усыновлении ребенка, но Бет продолжала втайне от меня ходить к своему доктору, а потом сказала мне, что если я не хочу быть биологическим отцом ее ребенка, то и прекрасно, но она хочет хотя бы раз в жизни испытать беременность, с моей ДНК или нет, все равно. Наверное, она решила, что раз я не против усыновления, то мне без разницы, если она родит с помощью анонимного донора, какой-нибудь студентки, которой нечем оплачивать учебу. Я, конечно, не ханжа… – Я бросаю на нее долгий взгляд искоса, и она отвечает мне знающей улыбкой. – Но мне никогда не случалось уложить женщину в постель ради одной ночи. Представь, до чего мне трудно было даже представить себе ребенка, рожденного от моего семени и яйцеклетки совсем чужой женщины.

– Значит, ты все-таки согласился? Вы ведь воспользовались донорской яйцеклеткой? – Лили подтягивает к себе колени и кладет на них подбородок. И никакого осуждения в голосе. Вот это я и люблю в ней больше всего.

– Да. Поэтому я не приехал на Фиджи в ту неделю. Был с Бет. – Я умолкаю и ненадолго прикладываю кончики пальцев к векам. Я не хочу говорить об этом, совсем не хочу. – Ей надо было колоть гормоны, чтобы все прошло нормально, чтобы она не выкинула. Она ходила к своей подруге домой – та медсестра, и она ставила Бет эти уколы. От уколов та быстро утомлялась, становилась раздражительной. Она так злилась, что я уезжаю даже на одну неделю… – Я опускаю руки, жду, когда черные пятна перед глазами рассеются, и снова гляжу на Лили. Она внимательно слушает.

– И что же тот звонок? Что она тебе сказала?

Я рассказываю ей все.