Крушение

Не замечая, что за тобой вкрадчивой тенью следует провожатый.

А затем привычно возвратиться к месту работы.

До наступления рокового дня.

Опять же трусцой вернувшись домой, я принял душ, переоделся в респектабельную одежду и, сунув в карман свой бэйдж консультанта и фото Имельды Сориано, возвратился к тому месту уже на машине. Припарковавшись возле тюдоровского особняка и пройдя по южной стороне улицы, позвонил в звонок возле ворот соседнего особняка.

– Да? – послышался надтреснутый пожилой голос.

– Извините за беспокойство, сэр, но полиция расследует дело о пропаже человека, и я хотел бы показать вам фотографию. Мы можем поговорить прямо у ваших ворот.

– Кто там пропал?

– Женщина-домработница, через дорогу.

– Ну и народ, – проворчал голос. – Ждите, иду.

Спустя пару минут входная дверь особняка отворилась, и по обсаженной гортензиями дорожке начала осторожно спускаться согбенная седовласая фигура, припадая на пару алюминиевых локтевых костылей.

Потребовалось некоторое время, прежде чем взгляд вобрал детали. Редкие седые волосы, дряблое лицо, глаза в сети морщин. Несмотря на теплый день, на костлявых плечах твидовый пиджак; клетчатая рубашка, зеленый шерстяной галстук с большущим узлом и высокие тупоносые ботинки (один каблук заметно выше другого; предположительный диагноз – перенесенный в детстве полиомиелит, усугубленный возрастом). К тому моменту как старик добрался до меня, он уже тяжело дышал.

– Прошу простить за неудобство, сэр, – сказал я.

– Да нет проблем. Мне всё одно говорят, что нужно движение. Вон те владения, да? Вам удалось побывать внутри? Мне вот так и не удалось.

– Вчера, ненадолго.

– Рука закона… Ну и как там? На что похоже?

– Представьте Пентагон на гормонах роста.

Он рассмеялся:

– Современная крепость, да? А дальше что? Радиоактивный ров, компьютеризованные бойницы и ядерные крокодилы? Я даже не удивлюсь. Когда возводилось это чудище, все обстояло безумно скрытно. Сначала поставили стены и ворота, и лишь потом дом. Грузовики въезжали и выезжали, но ворота никогда не оставались открытыми настолько, чтобы подробно разглядеть, что происходит, кроме растущей кучи снежных кубов. Которые, к сожалению, не тают. Я подозреваю, именно такая скрытность имеет место, когда надругаются над землей.

Он переместил свой вес с одной трости на другую.

– Не вижу смысла сносить хорошую архитектуру… ну да вас это не интересует. – Улыбка обнажила зубы, похожие на зерна кукурузы. – Я бы пожал вам руку, но они мне обе нужны для равновесия. Чарльз Маккоркл. Чем могу вам помочь?

– Как давно вы здесь живете, мистер Маккоркл?

– Да уж сорок два годка, сорок третий пошел. До этого у меня было всего два соседа. Первый – Сидни Лэнскомб, директор фирмы. Он продал дом Эрлу Маггериджу, дилеру «Кадиллака». У обоих только деньги на уме, но семьи были вполне приличные; у Лэнскомба сын, кажется, учился в Йеле… Дети играли друг с дружкой, мы даже держали лимонадные киоски. Не то чтобы что-нибудь серьезное, а так, для потехи домочадцев. Дело в том, дорогой мой, что мы здесь действительно жили одним миром. Кроме того, дом, который теперь снесен, был классическим георгианским особняком в духе Пола Уильямса. Великолепная вещь, такая выверенная, с нормальной кованой оградой и навершиями в виде копий. Воздух свободно перемещался, все продувалось, природа вокруг была свежей. И вот понаехали эти, все запечатали… С какой целью, одному Богу известно. А может, Аллаху… надеюсь, мне так можно выражаться? Или уже есть новое ограничение в Конституции, насчет которого я не в курсе с той поры, как ушел из юриспруденции?

Я просунул между прутьями ворот фото Имельды.

– Конечно, я ее знаю, она из их домашней обслуги. Наши пути, случалось, пересекались; она всегда улыбалась и здоровалась. Я говорю «случалось», потому что на улицу выбираюсь не часто. Дайте мне мои книги, мою «Амати» – скрипка такая, старинная, – и мне этого вполне хватает. Так это ее разыскивают? И давно?

– Девять дней. Она уехала на работу, но здесь не появилась, а потом не вернулась домой.

– О боже, – вздохнул Маккоркл. – Я так понимаю, ничего хорошего не предвидится… Вы полагаете, к этому как-то причастны они?

– Вовсе нет, – ответил я. – Мы просто пытаемся проследить все ее движения.

– А где ее дом, в который она уже не возвратилась?

– В Пико-Юнионе.

– О-о, – скептически протянул Чарльз Маккоркл. – Она была на машине?

– Нет. Ездила на автобусе.

– Вот. То-то и оно. А теперь вдумайтесь, молодой человек: автобус оттуда идет сюда через трущобы, через всякие гетто, или как их там называют. Почему вы считаете, что трагедия произошла именно здесь?

– Мы не считаем, мистер Маккоркл. А просто собираем факты.

Он возвратил фото.

– Извините, помочь ничем не могу. Чертовски жаль. Впечатление она оставляла весьма приятное.

– Вы когда-нибудь замечали, чтобы она с кем-нибудь общалась, разговаривала?

– Никогда, – ответил Маккоркл. – Разве что с остальной прислугой.

Как будто это было не в счет.

– С кем-нибудь из них конкретно?

– Что вы имеете в виду?

– Вы знаете, на кого именно они работали?