Заседания происходят в частном доме, где Гюисманс снял на довольно продолжительное время недурно меблированную квартиру. Присутствуют Брантинг, Штаунинг, Трелстра, ван Коль, Гюисманс, Витнес (Христиания) и секретари: Энгбьерг и Мюллер (Стокгольм). Кроме того, мы, девять делегатов. Трелстра приветствует нас и обращает внимание на трудности, которые предстоит преодолеть. При этом он дает понять, что нам, «как главным ответчикам», придется хуже всего, потому что наша политика чаще всего обсуждалась в Интернационале. Эберт, которого мы избрали председателем своей делегации, заявил наши условия. Их приняли без затруднения. Затем он ответил на вопрос, знакомы ли мы с анкетой (которая в этот самый момент очутилась в первый раз перед нашими глазами), и сегодня мы не можем приступить к ее обсуждению, мы должны предварительно ознакомиться с ней и обсудить ее между собою. Напротив того, продолжал он, обрисовать вам в цельном изложении нашу политику в отношении войны мы считаем необходимым сегодня же, особенно после речи Трелстры. В этих целях мы просим слова для Шейдемана.
Вслед за этим я, справляясь с составленными мною и по моей инициативе «собраниями» документов, охарактеризовал нашу военную политику. При этом, цитируя, между прочим, резолюции французских социалистов, я вплетал в свою речь немало иронии.
Больше всего ее было в заключительном предложении, облеченном в самую учтивую форму: «Интернациональное социалистическое бюро или президиум нынешней конференции оказали бы величайшую услугу Интернационалу и делу взаимного понимания народов, если бы они пожелали издать однородные собрания документов и актов, относящихся к мировой работе социалистов Антанты».
После меня ван Коль произнес поистине очень глупую речь против Германии, ее правительства, ее социал-демократов, кругом виноватых в войне. Без всякой критики воспроизвел он всю аргументацию Антанты. Если Бетман пробовал заговорить в мирном тоне, то это потому, что он увидел, что желанная победа недостижима. Остальное в том же роде.
В этом же роде говорил и Брантинг. Разумеется, не так глупо, как ван Коль, но еще более дружественно в отношении Антанты.
Потом были прения о делопроизводстве на конференции. В качестве нашего председателя Эберт возражал против намечавшегося порядка. Что такое конференция: судилище или собрание, призванное подготовить согласие? В первом случае мы желаем наперед со всей возможной ясностью заявить, что явились не в качестве обвиняемых. На обвинительные речи обоих руководителей конференции, Брантинга и ван Коля, мы, разумеется, ответим. Что дальше, будет видно. С этим согласились все. Когда следующее заседание? Брантингу завтра некогда, он выступает в риксдаге с интерпелляцией. Кроме того, Штаунингу настоятельно нужно быть в Копенгагене. Таким образом, следующее заседание состоится лишь 6 июня.
5 июня наша делегация подробно обсудила положение. Давиду было поручено составить доклад по вопросу о вине, детально им изученному, и выступить на ближайшем заседании с беспощадным опровержением ван Коля и Брантинга. Давид употребил на свою работу всю вторую половину дня 4 июня и первую половину 5-го. Произнесение его речи перед делегацией заняло около двух часов, хотя он пропускал все цитаты. Мы посоветовали ему внести некоторые сокращения, отчего речь должна была выиграть.
После нескольких бледных замечаний ван Коля мы разошлись для того, чтобы на следующий день — если Брантинг этого пожелает — открыть прения по речи Давида или перейти к обсуждению анкеты.
Вчера после обеда состоялось заседание делегации, в котором была рассмотрена анкета и назначены ораторы для отдельных секций.