Крушение Германской империи. Воспоминания первого канцлера Веймарской республики о распаде великой державы, 1914–1922 гг.

Я спросил его: «Что, по-вашему, следовало бы тотчас сделать, если бы и т. д.?» Он: «Должен быть дан свободный проезд через Берген». Он убежден, что Скавениус в твердой уверенности, что Германия ничего не предпримет против датского вывоза и ввоза в Англию и из Англии (что противоречило бы старым соглашениям), связала в отношении себя так или иначе также и Англию. Только потому Англия терпела, например, вывоз лошадей в Германию. Если Германия своими мероприятиями дезавуирует теперь его, Тепффа, то, значит, ему невозможно оставаться на своем посту, и он уйдет. Дания не требует гарантий в минированной полосе, но прямо от побережья до этой полосы, так же как и через Берген, проезд должен быть свободен. После краткого размышления я написал для Тепффа телеграмму Циммерману, которую теперь должен был отправить, переговорив с Ранцау. Телеграмма была следующего содержания: «Из конфиденциального разговора с Штаунингом я вынес абсолютно твердое впечатление, что положение вещей в министерстве примет катастрофический характер, если не будет очищен, по крайней мере, проезд через Берген. Ввиду настроения в германских рабочих кругах настоятельно прошу сделать все для удовлетворения минимальных требований. Шейдеман».

Когда я вечером у Боргбьерга встретил Штаунинга, он сказал мне, что сообщил Скавениусу, действительно выдающемуся министру иностранных дел, о моем пребывании в Копенгагене. Скавениус намекнул на то, чтобы сказать мне, чтобы я энергично действовал в Берлине в вопросе о подводной войне. Штаунинг обрадовался, когда я сообщил ему о телеграмме Циммерману. К счастью, мое вмешательство не осталось безрезультатным.

Стокгольмские переговоры

О Стокгольмской конференции уже напечатано все, что только можно о ней сказать, да и происходила она на глазах всего света. Поэтому в этой книге я могу ограничиться сообщениями о том, о чем до сих пор рассказано мало или вовсе не было известно. Само собой разумеется, я опускаю здесь всякую полемику против поведения германских социалистов меньшинства, которые в Стокгольме были так же близоруки, как позднее в прениях по Версальскому договору. «Мы должны подписать», «мы подпишем».

2 июня 1917 года. Германская делегация, прибывшая накануне в Копенгаген, уехала в Стокгольм. Виктор Адлер жил в «Гранд-отеле», мы разместились в отеле «Континенталь» — большом караван-сарае. Адлер очень резко говорил о порядке, установленном в интернациональном мирном бюро. Он рассказал нам, между прочим, об обширной анкете, которая будет предложена нам к заполнению и которая, как мы впоследствии могли убедиться, сделала бы честь прусскому тайному советнику. Мы тотчас же устроили заседание делегации, в котором также приняли участие Штаунинг, Адлер и Гюбер. На этом заседании Адлер сказал нам, что всякие споры о праве самоопределения народов глупы, потому что это издевательство — уверять маленькие народы и народики, что они могут стать во всех отношениях самостоятельны. Комитет должен со всею возможной быстротой обсудить и выяснить один-единственный вопрос: как нам скорее приблизить мир? «Перестать стрелять» — вот в чем дело.

После довольно продолжительных прений, в которых участвовал и Штаунинг, мы сговорились потребовать следующей программы: в первом заседании с Международным бюро единственно получение анкеты, характеристика нашей политики во время войны, затем перерыв для заполнения анкеты. Далее: протоколы и декларации конференции имеют для нас значение постольку, поскольку мы их читали и подписали. Эти требования были важны потому, что Адлер и Гюбер рассказали нам, что Камилл Гюисманс внес целый ряд произвольных и нарушающих смысл изменений во французское изложение австрийских требований. Достойно внимания еще одно заявление Адлера. Он предпочел бы, чтобы германское меньшинство выступило раньше нас из опасений, что после нас они развернут бесконечную полемику. Достаточно вспомнить Эд. Бернштейна, да и Каутский питает те же склонности.

Окончательное постановление о нашей тактике было таково: мы требуем:

1) абсолютно конфиденциального характера работ настоящей конференции;

2) контроля и контрассигнования протоколов;

3) предварительного соглашения о сведениях, сообщаемых для печати;

4) точных постановлений о предполагаемом обмене резолюциями отдельных секций. Право высказаться об обширной анкете должно быть оставлено за нами.

Первый большой день