15 апреля, в тот день, когда Наполеон сел в экипаж и направился в Майнц, первый крупный сборный пункт на его пути на восток, ситуация была трудной, но никак не отчаянной. Ни Россия, ведущая войну, ни Австрия, играющая в выжидание, не имели твердого намерения изгнать Наполеона с европейской сцены. Их соперничество относительно объединения Германии и будущего статуса Польши было слишком острым, чтобы общими силами начать борьбу с титаном. Царь не желал усиления Габсбургов за счет Франции, в то время как в Австрии прекрасно понимали, что воспоследует из объединения Германии и выдвижения Пруссии в ряды великих держав. Барон Штайн мог мечтать о сильной Германии, доминирующей в Европе, как доминировала Франция после своей пагубной революции, но Меттерних, зарившийся не только на Иллирийские провинции на Адриатике, но и на кусок Польши, мечтал совсем о другом. Люди, наделенные властью в Петербурге, Вене и Берлине, могли разглагольствовать о свободе и равенстве, но их главной целью в грядущей борьбе было изменение баланса сил в свою пользу. Россия и Пруссия пришли к удовлетворительному (пусть временному) согласию, сделавшись старшим и младшим партнерами в кровавой задаче обуздания Наполеона, но не в их интересах было создавать вакуум, который бы заполнили Габсбурги. Следовало также задуматься о будущем Швеции, ведь наследник стокгольмского престола раньше был французским маршалом и сейчас видел в себе возможного преемника Бонапарта. И помимо всех этих подводных течений был еще британский флот, безраздельно господствующий на морях, и растущая заморская империя, обещавшая принести в грядущие десятилетия колоссальные богатства. Неудивительно, что Наполеон чувствовал себя вполне уверенно, пока экипаж катил его по Северо-Восточной Франции на свидание с измученным Эженом. Он лучше, чем кто-либо из его современников, знал о непостоянстве и взаимной подозрительности наследственных монархов, ведь почти двадцать лет он делал из них спицы для колеса государственной власти, ступица которого находилась в Тюильри, и сейчас в его интересах было беспрерывно давить на них, воевать не только пушками и штыками, но и обещаниями, намеками и заверениями. Он был опытным мастером этой игры, и в данный момент целью его усилий стала Вена.
Через месяц после начала наступления он писал своему тестю: «Я полон решимости умереть, если надо, во главе всех честных французов, чтобы не стать посмешищем для англичан или позволить моим врагам восторжествовать надо мной. Пусть Ваше Величество задумается о будущем. Не отбрасывайте плоды трехлетней дружбы, не возобновляйте старые интриги, которые ввергли Европу в бесконечные войны и потрясения. Не приносите в жертву мелким побуждениям счастье нашего поколения и вашей собственной жизни; не жертвуйте истинными интересами ваших подданных и (почему бы мне так не сказать?) члена вашей семьи, искренне привязанного к вам, ибо Ваше Величество может не сомневаться в моей неизменной преданности».
Должно быть, Меттерних, читая это письмо в Шёнбрунне, улыбался. Разве мог он либо его повелитель находить удовлетворение в таких заверениях со стороны человека, дважды за последние восемь лет занимавшего Вену и во втором случае увезшего с собой эрцгерцогиню из рода Габсбургов, родившую ему сына, который, как надеялся отец, увековечит его завоевания?
Три великие армии сближались. Застывшей в ожидании Европе казалось, что происходит увеличенный до гигантских масштабов поединок древнеримских гладиаторов: Россия и Пруссия держат сети, Франция — меч. К северу и югу от поля боя Швеция и Австрия колебались, не решаясь вступить в это состязание в силе и мастерстве. Англия, последний гладиатор, сделала выбор, но находилась слишком далеко от арены битвы и была способна лишь на отвлекающие диверсии. Для объективного наблюдателя борьба казалась крайне неравной: три, а может быть, и пять против одного. Но для ее участников все было не так просто. Человек, наступающий на них, имел репутацию, более чем восполнявшую разницу в численности. Это была далеко не первая проба сил, и в прошлом именно он, а не его противники, всегда выходил победителем.
Глава 4
На Саксонской равнине