Мысленно представляя себе стоящие перед ним трудности, Сумцов на мгновение задумался.
— Я бы пошел совсем иным путем. А о том, что семья Сенченко находится под прицелом иностранной разведки, говорит хотя бы этот документ.
Подполковник вынул из папки и положил перед генералом листок бумаги, испещренный витиеватым, очевидно старческим, почерком.
В письме были соблюдены все правила старой орфографии и даже буква ять.
Трудно описать, что делают со мной. Как только я вернулся домой, началось вокруг меня полное мракобесие. Всё с допроса на допрос. Видно, грозит мне заточение, а храму моему закрытие. Теперь вижу, что со злым умыслом поспешили они направить меня в твой дом, за что теперь терзают плоть мою. Всё требуют черной клеветы на тебя и на сына твоего Василия. Но дух мой непреклонен, и ты тоже не поддавайся, что бы тебе ни говорили. По глубокому моему разумению, козни сии исходят не иначе, как от новых наших фашистов, или, как их у нас называют, «ребяток Петер-Бруина». Не доверяя нашему почтамту, посылаю эти строки с оказией.
— А! Это тот свободолюбивый поп? — улыбнулся генерал. — Да, ему там еще покажут «свободу духа»…
— Конечно, — поддержал его Сумцов. — Но непонятно, Евгений Федорович, другое. Разве шум, поднятый вокруг визита попа к Сенченко, откроет им планы ученого и тайну его научного открытия?
Генерал покачал седой головой.
— В том-то весь и вопрос, Адриан Петрович, что главная их цель пока не ясна… Но мы должны ее установить. Я убежден, что она глубже, чем это может показаться на первый взгляд. Не забудьте, например, такой факт. Ведь Сенченко — активный участник движения сторонников мира. Возможно, дело идет о какой-нибудь провокации… А пока займитесь Кауртом. Не мог же он раствориться в воздухе! Где-то он живет, с кем-то он связан, кто-то ему помогает…
— Слушаюсь, товарищ генерал.
— Не скрою, Адриан Петрович, — произнес в заключение генерал. — Я сам буду рад, если ваша вера в семью Сенченко подтвердится. Но вы учитываете, какую берете на себя ответственность? Ведь любой вашей ошибкой есть кому воспользоваться. И это может вам стоить больше, чем репутации…
Взгляды двух людей скрестились.
— Я понимаю, о чем вы, Евгений Федорович… — выдержал взгляд Сумцов. — И готов.
Собираясь уйти, Адриан Петрович складывал бумаги в папку. Он, вероятно, был бы удивлен, если бы заметил, с какой теплотой следит за ним его старший товарищ.
— Желаю успеха, Адриан Петрович. — Важенцев на прощание крепко пожал руку подполковнику.
Когда генерал остался один, он вернулся к размышлениям сегодняшнего дня.
С какой поучительной наглядностью одно и то же дело было освещено ему с двух совершенно различных и даже противоположных точек зрения…
Судьба человека… Как много значили эти слова для старого коммуниста Важенцева!
Да, он умел беспощадно бороться с врагами Родины, социализма. Но эта борьба неизменно озарялась высокой целью.
Этой целью было спокойствие и счастье советского человека.
Глава двенадцатая
Пешка
Общительный и добродушный, инженер-конструктор Иван Николаевич Зуев в короткий срок расположил к себе работников автобусного парка № 9. С веселым водителем Игнатом Щученко он охотно шутил, за миловидной диспетчершей Олей Семечкиной скромно ухаживал, а директора парка подкупило горячее отношение Зуева к работе.
Задача, стоявшая перед инженером-конструктором, была близка их интересам. Автомобильный завод, на котором работал Зуев, занялся усовершенствованием находящихся в эксплуатации машин. Возникла необходимость учесть замечания практических работников транспорта.
Совершенно естественно, что наиболее тесный контакт у инженера Зуева установился с старшим механиком автопарка Глазыриным. Подолгу беседовали они об эксплуатационных качествах машин, и нередко, облачившись в промасленный комбинезон Глазырина, инженер-конструктор лазил в ремонтную канаву с винтовым ключом и отверткой. Недостаточная стойкость заднего моста при длительных пробегах волновала обоих специалистов.
Производственный контакт постепенно привел этих людей к более тесному личному знакомству. Скрепило же это знакомство неожиданно-© обстоятельство: присущая обоим страсть.