Рост экономических связей, а также все более ощущавшееся в самих США приближение того момента, когда страна должна вступить в войну на стороне Антанты, меняли восприятие России в лучшую сторону. На русских стали смотреть как на потенциальных союзников. Уполномоченный ЦВПК в Америке Бахметьев в конце 1916 года писал Михаилу Родзянко: «…Денег здесь можно достать, сколько угодно, и причем именно нам, так как более русофильской страны, чем сейчас Америка, я не видел и не увижу. Если говорить и думать о русско-американском сближении, то это надо делать сейчас»[1106]
. Однако эйфория бизнеса и земгоровцев по поводу перспектив сотрудничества мало сказывалась на характере официальных отношений.Следуя чутким наставлениям своих более опытных коллег из Англии и Франции, а также вместе со всей российской прогрессивной общественностью, посол Фрэнсис возмущался «министерской чехардой». Штюрмер ему откровенно не понравился тем, что неразборчиво говорит по-английски, а к тому же он «кажется, не питает уважения ни к одному выдающемуся русскому, из тех, с кем я встречался. Решительно, его назначение — победа реакции». Преемник Штюрмера Александр Трепов понравился Фрэнсису еще меньше, так как Дума его не избирала, а сам он «гораздо опаснее Штюрмера на этом посту, ибо это человек с глубокими убеждениями и железными нервами»[1107]
. Впрочем, вряд ли посольству США в России удалось существенно повлиять на характер решений, принимавшихся в Белом доме. Известный американский историк Джон Гэддис приходил к выводу: «В то время, как Д. Фрэнсис был плохо подготовлен к анализу событий, его подчиненные, такие как Н. Уиншип в Петрограде и М. Саммерс в Москве регулярно передавали в Вашингтон детальные и, в целом, содержательные доклады о происходившем… Кажется, однако, маловероятным, чтобы Вильсон когда-либо видел их или действовал на основании содержавшейся в них информации»[1108].Соединенные Штаты, безусловно, сочувствовали оппозиционерам, но вряд ли внесли большой вклад в их триумф. Фрэнсис больше удивится свержению царя, чем другие его западные коллеги, что не помешает США первыми признать новый режим.
Политика западных союзников в отношении России накануне революции была как минимум трехслойной. На первом, высшем уровне, где взаимодействовали главы государств, все выглядело чинно, уровень доверительности был высок. Так, Николай II стал даже британским фельдмаршалом (что не помешает, правда, англичанам поддержать его свержение и откровенно предать после Февраля). На втором — элитном — уровне к России относились плохо, считая ее диктатурой, а русских — полуварварским племенем. Отсюда — столь ужасная пресса у России и ее руководства. На третьем уровне — общественно-политическом — осуществлялась поддержка оппозиции внутри страны (при этом у разных государств были свои любимые оппозиционеры), приветствовалась дестабилизация правительства, а также поощрялись антироссийские настроения по периферии нашей страны.