Крушение России. 1917

За счет войск Брусилова был удлинен левый фланг русских войск, занявших позиции вдоль линии румыно-трансильванской границы, но это не дало эффекта. «Румынские части, разбросанные почти на всем протяжении своей границы, на практике оказались неспособны оказать серьезное сопротивление австро-германцам, тем более что резервы, имевшиеся у них вначале, очень быстро были брошены в бой», — свидетельствовал генерал Василий Гурко. На левый берег Дуная — в Добруджу — был послан особый корпус, состоявший из русских и сербских дивизий. «При отправке этих войск народ в России цеплялся за обманчивую надежду, что болгары не решатся обнажить меч на братьев и потомков тех солдат, которые менее сорока лет назад напоили болгарскую землю своей кровью, чтобы ее ценой создать независимую Болгарию, — сокрушался Гурко. — Вскоре, несмотря ни на что, эти иллюзии поблекли и окончательно умерли, когда этот самый русско-сербский корпус, столкнувшись в тяжелом кровопролитном бою с превосходящими силами болгар, потерпел серьезное поражение…»[1119]. Румыния попала под совместный натиск болгарских, австро-венгерских, германских и турецких войск. Остатки ее армии и русско-сербский корпус были отброшены к устью Дуная и в северную Молдавию. Румынские части занимали лишь тридцатикилометровый участок линии обороны в Трансильванских Карпатах.

Именно Румынский фронт к концу 1916 года оказался слабым местом для России. «В Румынии дела неважны — главным образом по той причине, что наши войска не могут туда добраться из-за скопления беженцев на железных дорогах. В Добрудже нашим войскам пришлось отступить до самого Дуная, так как их было слишком мало, чтобы защитить длинный и редкий фронт»[1120], — информировал Николай II императрицу. Но даже на этом — самом сложном для России — фронте ситуация была далека от безнадежной. Как свидетельствовал Гурко, временно замещавший тогда Алексеева, «наше положение на новом румынском фронте с каждым днем становилось легче, а работа постепенно входила в нормальное русло»[1121].

Итак, к началу 1917 года стратегическое положение России было не блестящим, но гораздо лучше, чем за год до этого. Чувствовать себя обреченными куда больше оснований было у стран Четверного союза, хотя их войска все еще оккупировали Бельгию, немалую часть российской (польской, литовской и белорусской) и французской территорий, почти весь Балканский полуостров. Мобилизационные возможности Центральных держав были на пределе. В Германии стали призывать в действующую армию 19-летних юношей, Австро-Венгрия увеличила призывной возраст до 55 лет, Турция — до 50. В гораздо большей степени, чем в начале войны, наладилось взаимодействие между союзниками по Антанте. 23 августа они подкрепили свои отношения заключением договора, не допускавшего сепаратного мира. Уже было ясно, что в войну против Германии в ближайшее время вступит экономически наиболее сильная страна мира — Соединенные Штаты. Как справедливо подчеркивал ведущий советский историк Первой мировой войны Андрей Зайончковский, «1916 г. был годом перелома, подорвавшим в корне военную мощь Центральных держав и, наоборот, доведшим силу Антанты до кульминационного развития. Это был год, определивший победу Антанты в будущем»[1122].

Россия тоже заметно укрепила свои боевые возможности, и лучше всего об этом мог судить противник. «Сражения 1916 г. на востоке обнаружили и здесь весьма значительное повышение роли технических средств, проявившееся особенно в обилии снарядов, — писал Людендорф. — Россия частично перенесла свою военную промышленность в Донецкий каменноугольный бассейн и значительно развила ее. Япония снабжала ее все усерднее. С окончанием постройки Мурманской железной дороги и усовершенствованием Сибирской должен был возрасти также ввоз из Японии, Америки, Англии и Франции. На всех театрах военных действий Антанта имела возможность усилить свое численное превосходство…»[1123].

Пусть и не в обещанных и законтрактованных размерах, но стала поступать реальная военно-техническая помощь. Так, в 1915 году Россия получила из-за рубежа чуть более тысячи пулеметов и около миллиона 3-дюймовых снарядов, а через год, соответственно, 9,5 тысяч и восемь миллионов. На очереди стояли поставки тяжелой артиллерии — калибров 6,8,10,11,12 дюймов, — которые должны были начаться весной 1917 года[1124].

Наладились систематические поставки с Востока. За первые два года войны доля России в японском товарообороте выросла с 1,5 до 13,4 %, к нам шли поставки оружия, металлов, медикаментов. Почти исключительно на Россию работала кожевенная промышленность Японии. Из Китая шло сырье для военной и пищевой промышленности, мясные продукты, соевые бобы. Монголия в 1916 году отправила 175 тысяч голов крупного рогатого скота и 100 тысяч овец. Многократно увеличился поток продовольствия и сырья из Ирана (на Россию пришлось 63,8 % его внешней торговли), Афганистана, Индии[1125].