Крушение России. 1917

Протопопову решительно не понравился доклад Хабалова: «Он имел растерянный вид и сказал, что некоторые части войск перешли на сторону революционеров, предвидел столкновение между ними и частями, которые остались верными царю, сказал, что не уверен даже и в этих солдатах, признавал положение почти безнадежным. Плана действий на следующий день ген. Хабалов доложить Совету министров не мог, было видно, что он его не имеет. Вскоре он уехал к градоначальнику на собрание начальников войсковых частей. После его отъезда кн. Н. Д. Голицын сказал, что оставлять командование войсками и распоряжение охраной в руках одного растерявшегося ген. Хабалова нельзя. Военный министр М. А. Беляев, к которому кн. Н. Д. Голицын обратился с просьбой помочь, переговорил с С. С. Хабаловым по телефону и поехал к нему»[1803]. Самому Протопопову досталось за арест Рабочей группы ВПК без согласия правительства. Вызвали на ковер и устроили разнос также Васильеву и Глобачеву.

Приехали члены Государственного совета Трепов, Ширинский-Шихматов и Николай Маклаков, которые от имени правой группы предложили ввести в городе осадное положение. Острые разногласия, против наиболее решительно выступил Хабалов, возражал Покровский. Предложение было отвергнуто.

Покровский и Риттих доложили о результатах порученных им переговоров с думцами. Депутаты, с которыми удалось переговорить, требовали перемены правительства и назначения новых министров, пользовавшихся общественным доверием — только это якобы успокоит народ. Оба министра, а также Кригер-Войновский в разных выражениях были склонны согласиться, что кабинету придется уйти. Но остальные признали требования депутатов неприемлемыми.

Что делать с Государственной думой? Премьер предложил прервать занятия парламента. Протопопов, Добровольский и Раев настаивали на роспуске с последующими новыми выборами. Риттих и Покровский были против каких-либо мер, считая, что Думу лучше не трогать. Решения принято не было.

В конце заседания глава правительства заявил, что в стремлении к согласию некоторые министры должны будут собой пожертвовать. Он имел в виду Протопопова. Явно не по душе премьеру был и Хабалов, он произвел на Голицына впечатление «не очень энергичного и мало сведущего тяжелодума». В тот вечер он просил у Хабалова охраны и впоследствии жаловался, что не видел ее, хотя Хабалов послал роту, которая «закупорила Моховую»[1804].

Министры разошлись в 4 часа ночи, договорившись собраться вновь в полдевятого вечера.

Утро воскресного дня прошло, как и положено, спокойно — народ отсыпался. У многих в душе отлегло. Хабалов отправил Алексееву телеграмму скорее успокоительного свойства: «Доношу, что в течение второй половины 25 февраля толпы рабочих, собиравшиеся на Знаменской площади и у Казанского собора, были неоднократно разгоняемы полицией и воинскими чинами… 25 февраля бастовало двести сорок тысяч рабочих. Мною выпущено объявление, воспрещающее скопление народа на улицах и подтверждающее населению, что всякое проявление беспорядка будет подавляться силой оружия». 26-го, доносил Хабалов, все спокойно[1805].

Генерал Спиридович на автомобиле отправился к своему другу Белецкому, профессиональным глазом оценивая оперативную ситуацию в городе: «Газеты не вышли. Это сразу говорило о чем-то неладном. С утра повсюду войсковые наряды. Мосты через Неву, все дороги и переходы по льду охраняются войсками. Всюду, цепи, разъезды, посты. И несмотря на это, рабочие, одетые по-праздничному, и всякий люд, особенно молодежь, все тянутся со всех сторон к Невскому. Все препятствия обходятся. С отдельными солдатами, постами разговаривают мирно, дружелюбно… Пешей полиции не видно. Это производит тревожное впечатление. Всюду войска… Я ехал по Фонтанке. Всюду пустынно, неприятно. Около дома Протопопова — наряд, жандармы». У Белецкого Спиридович был в 11 часов. Тот был крайне встревожен. Позвонили Васильеву. Тот рассказал о ночных арестах, которые все считали смехотворными — «капля в море». «Белецкий понимал, что в Петрограде фактически нет авторитетного военного начальника, который бы руководил подавлением беспорядков. Между тем все было передано в руки военных. А главное — нет Государя. Нужно, чтобы он немедленно вернулся из Ставки»[1806]. На этой бесспорной мысли расстались. Спиридович взялся довести ее до Воейкова.

К полудню на пролетарских окраинах, где почти не было полиции и ходили лишь редкие военные патрули, начали собираться группы рабочих. К трем часам дня толпы людей стали пробиваться к центру. Сводок по полицейским участкам за этот день нет: полагаю, сказались и рассыпавшееся управление, и погромы следующего дня, уничтожившие сами участки вместе с бумагами. Сведения, в том числе мемуарные, отрывочны — все затмит 27 февраля — и исключительно кровавы. Все столкновения продолжались около полутора часов и сопровождались ощутимыми жертвами.