Круть

Мое тело покрывали перья разных оттенков зеленого и серого. Нельзя сказать, чтобы они росли очень густо – их было больше на шее и плечах, а хвост и живот оставались голыми. Но перья делали меня почти невидимкой среди мясистых папоротников.

Почти, потому что с моей головы свисал мягкий, роскошный, похожий на французский берет пурпурный гребень – совершенно петушиный, только огромный и яркий. Понятно. Индивидуальный дизайн.

Несколько длинных рептильных секунд (мне казалось, что время для ящера текло медленнее, чем для человека) я изучал отражение тиранозавра в воде: брюхо значительно светлее остальной шкуры, могучие надбровные дуги, мрачный блеск небольших глаз…

Да, у меня была страшная зубастая пасть – но вместе с плюшевым гребнем она выглядела не столько хищно, сколько… Я почему-то вспомнил драг-квинз, рыскавших по бетонным джунглям Северной Америки в среднем и позднем карбоне, наводя ужас на последних христиан.

Изучив свое отражение, Кукер взмахнул головой, перекинул гребень на другую ее сторону, поднял пасть к небу и издал…

Скажу честно, на «кукареку» его хриплый рев походил очень отдаленно. Но все же походил.

Я, возможно, даже не заметил бы сходства, если бы не промчавшаяся через душу Кукера эмоциональная буря: он выпевал себя в этом крике, словно пытаясь перейти в иерихонский рев полностью – и кончиться вместе с ним.

– Рре-ххрра-рухххуууу! Рре-ххрра-рухххуууу! Множество мелких ящеров и ящериц, не заметных до этого в папоротниках, кинулись во все стороны прочь. Некоторые на ходу меняли окраску с зеленой на коричневую, переходя из прибрежных зарослей на выжженную солнцем пустошь. А Кукер все иерихонил:

– Рре-ххрра-рухххуууу!

Я подумал, что его клич может привлечь хищников из хвойного леса. И тут же отбросил эту мысль – тиранозавр был вершиной местной пищевой цепи. Существовали разве что звери, способные от него отбиться.

Впрочем, поправила меня система, самки были сильнее и крупнее самцов. Но самка услышала бы в кличе Кукера просто любовный зов, так что бояться, наверно, не стоило.

Кукер погрузил передние лапки в воду и, балансируя, поднял могучий хвост высоко в воздух. Затем повел им вправо, влево, и аккуратно покрутил. Это движение было в высшей степени сексуальным – во всяком случае, для Кукера, чьи интенции я различал.

Но Кукер искал себе не рептилию в джунглях.

Ему хотелось слиться с великим могуществом, которое он ощутил, сделавшись частью мезозойского мира. Он встал перед бытием не раком, а динозавром, и в этом импровизированном ритуале, как в танце фиванского гоплита, сливались огненные зовы эроса и ледяное дыхание смерти.

И космос ответил.

Я ощутил себя в фокусе внимания какой-то силы – невероятно древней и невообразимо жестокой.

Это было похоже на расхожее клише из ужастиков: только что изумлявший зрителя своей мощью ящер вдруг оказывается карликом по сравнению с рептилией, поднявшейся из океанских глубин. Но пространством, откуда вынырнула эта рептилия, была не вода перед Кукером, а мое собственное сознание.

Я ощутил Зло. Несомненное. Очень старое. Настолько могущественное, что перед ним хотелось немедленно склониться – даже не из страха, а из какого-то щенячьего восторга перед его мощью…

Это было непередаваемое ощущение. Словно бы гора на горизонте открыла желтый глаз – и стало видно, что там никакая не гора, а морда спавшего дракона.

Кукер перестал крутить хвостом. В его уме промелькнуло что-то сложное и жуткое – но это произошло слишком быстро, и я не успел ничего понять. Я лишь ощутил наполнивший его ужас. Он покачнулся и чуть не потерял равновесие.

Наверно, подумал я, таким было самоощущение гигантского ящера. Животные, уверяет наука, живут по ту сторону добра и зла. Но правда ли это? Что, интересно, сказал бы Сердюков со своим злобром-доблом?

Увы, жизнь не дала Кукеру сосредоточиться на происходящем – его переживания были прерваны внешними обстоятельствами.

Раздался шорох веток, и я понял, что сквозь папоротники к нам приближается массивное тело. Сперва оно двигалось осторожно и медленно, а потом – видимо, унюхав Кукера – понеслось с нарастающей скоростью. Только не прочь, как следовало бы ожидать.

Оно мчалось прямо в нашу сторону.

Кукер не повернулся и не поменял позы – он был слишком загипнотизирован своим могуществом. Он лишь покосился назад. И вместе с ним я отчетливо и резко, как в замедленной съемке, увидел лицо смерти.

Огромный пустоглазый череп, вынырнувший из стены папоротников, трудно было назвать как-то иначе. Зверь, способный нести такую голову, оказался бы выше тиранозавра в два, а то и в три раза. Мало того, череп покрывали красные и желтые зигзаги, словно над ним трудились лучшие декораторы ада…

Я понял, что вижу не череп, а костяной воротник с двумя здоровенными дырами, обрамляющий голову куда меньших размеров.

Но к этому моменту я успел испугаться всем существом – и Кукер тоже. Видение гигантского черепа поразительным образом совпало с переживанием бесконечного зла – будто оно появилось перед нами само.