По инерции я прочёл краткое содержание и второй серии тоже.
Так, структура нарратива понятна. Коллекция новелл-флешбеков. Руделю, скорей всего, кто-то пересказал сюжет первой серии, а он из него слепил свою легенду. Это было рискованной игрой — правда рано или поздно могла всплыть. Но сейчас история сработала.
— Петух! — зашептали в братве. — Реальный петух! Нормально прокукарекал! Верим!
— Красиво излагаешь, — усмехнулся Кукер. — Аж слеза пробивает.
— Я на вопросы ответил, Кукер, — сказал Рудель. — А теперь моя очередь спрашивать. Гребень и Хвостокол кукарекали, что Рудель у тебя в колах на правой булке. А на левой фюрер. За фюрера пусть с тебя другие петухи спрашивают. У меня вопрос чисто по Руделю. По какому праву ты меня на сраке носишь?
Кукер закрыл глаза и некоторое время молча раскачивался из стороны в сторону. Сказать можно было многое, конечно — что запрета на такую татуху у блатных нет, что Рудель поселился у него на булке ещё до того, как претендент на перья прыгнул до ветру по первой ходке, и так далее. Всё это было очевидно с точки зрения здравого смысла. Но так бакланят на кумчасти. А у пернатых своя логика, и братва за этим следит.
— Не люблю фашистов, — ответил Кукер, гордо поднимая голову. — Считаю, им на жопе самое место. Единственное, какого они заслуживают. Поэтому там и колю.
— За слова отвечаешь? Кукер улыбнулся.
— Ты спросить с меня хочешь, пернатый гость?
— Хочу, — сказал Рудель. — Гребень с Хвостколом порешили так — или ты, или я. В смысле, или ты Руделя вместе с кожей с жопы срежешь, или давай на шпорах чикаться.
— Где прогон, что ты петух, чтобы я с тобой на шпорах чикался?
— Ты малявы от пернатых ждать хочешь? Можно и подождать. Но если ты меня за петуха не считаешь, чего тебе бояться? Чикнешь шпорой, и всё.
— Он дело говорит, — сказал пожилой урка. — Кукер, кончай его за такой базар. Чего он тебя при братве с говном мешает. Если он фуфлогон, вскрытие покажет. А если правда петух, тогда вам по-любому на шпорах вопрос решать.
Кукер рассмеялся.
— Если бы на кумчасти казачка готовили, чтобы в петушатник заслать, лучше бы не придумали. Рассказал гладко… Только не похож ты на петуха, герр Рудель. Я по запаху чую. По фраермонам твоим. Гормоны не те.
— Ты чё, кровь у меня брал на анализ? — ощерился Рудель.
— Сейчас вот и возьму, — сказал Кукер, сдвинул икону с Гарудой и достал из тайничка в стене завёрнутые в портянку шпоры.
Портянка развернулась. Чёрные изогнутые лезвия маслянисто блеснули в полутьме — совсем как обсидиановые ножи древнего жреца.
Два еле слышных щелчка, и оружие встало в гнёзда. Кого-то принесут сегодня на ужин заходящему солнцу… Но кого?
Зажмурившись, Кукер дал импланту подхватить сигнал со шпор и легко спрыгнул на пол.
— Надевай коготки, Рудель, — сказал он. — Уж так и быть, встретим как пернатого гостя. В ногах правда есть.
— В ногах правда есть, — повторил Рудель петушиную присказку, достал из котомки сверток и принялся прилаживать шпоры.
— У него три, — зашептали в хате. — Короткие и розовые!
Это действительно было так — прикрепив два тускло-розовых клинка в стандартных местах под икрами, Рудель принялся прилаживать на правую ногу ещё и третий.
— Чего у тебя три писки-то? — спросил Кукер.
— Пернатые приговорили. За трёх жмуров в карцере могу носить.
— Про такое не слышал, — сказал Кукер. — Чтобы у пернатого три шпоры было.
— По понятиям их больше одной, — ответил Рудель, — потому что пернатый — это петух со шпорами. А не со шпорой. Но в распонятках нигде не сказано, что их максимум две.
— Верно бакланит, — подтвердил законник из братвы.
— Мы свои петушиные вопросы без вас решим, сявки, — бросил братве Рудель. — Тихо сидеть, когда на пернатых шпоры. Целее будете.
Он вел себя как настоящий петух — показывал, что мнение братвы ему безразлично.
Потребовать, чтобы противник снял третью шпору, Кукер уже не мог. Рудель, как положено петуху, сказал бы — сними с меня сам, раз перья надел.
Значит, вопрос придётся решать по-петушиному.