Круть (с разделением на главы)

— Подождите, — сказал я, — подождите. То, что вы сейчас описываете — это история гибели динозавров. Насколько я знаю, э-э… Шестьдесят шесть миллионов лет назад в землю врезался астероид — и в результате рептилии вымерли. При чём тут Христос?

— При том, сын мой. Оказалось, что спуск Христа в ад и падение мезозойского астероида — одно и то же событие. Просто, когда его видят духовные очи — это спуск Бога в ад. А когда его следы находят палеонтологи — это планетарная катастрофа.

— То есть, позвольте… Тогда выходит, что Христос освободил души шестьдесят шесть миллионов лет назад. Но как он мог освободить динозавров после своей смерти, если они вымерли задолго до его рождения?

— Сын мой, — ответила мать Люцилия назидательно, — Христос вечно пребывает одесную Отца. Это ещё на Никейском соборе разъяснили. Все земные проявления божества существуют исключительно для нашего с вами несовершенного восприятия. Искупительная жертва имеет вневременной характер. Это, если угодно, одна из космических констант. Именно благодаря своей жертве Христос способен на великие чудеса.

— У него что, была машина времени?

— Да нет же. Христос спустился в ад не из Иудеи первого века, где он проявил себя в человеческом теле, а с вечного божественного плана. Для божественного начала шестьдесят миллионов лет — это один миг.

— Совершенно верно, — улыбнулся Ломас. — Для Бога времени нет. Он живет в вечности, видит одновременно прошлое, настоящее и будущее — и способен появиться в любой их точке. Время с его текущей датой в качестве единственной опции существует только для нас с вами. Это, если угодно, одно из ограничений, наложенных на род людской.

Я не нашёлся, что сказать. Теология не была моим хобби. Да и физика тоже.

— Если я не путаю, — продолжал Ломас, — реальность одиннадцатимерна. А нам знакомы лишь четыре измерения — если считать время одним из них. Бог свободен не только от материи, но и от пространства-времени, которые есть просто его манифестации.

— Да, — сказала мать Люцилия. — В высших измерениях бытия нет ни расстояний, ни сроков, а одно милосердие Божье.

— Больше того, — вдохновенно продолжал Ломас, — это важнейшее откровение показывает, как именно Христос вывел падшие души из ада.

Кажется, он говорил серьёзно. Видимо, епископ в его душе, обычно придавленный текучкой, окончательно пробудился и оттеснил адмирала.

— Как? — спросил я.

— Ему пришлось разрушить ад. Уничтожить, так сказать, его критическую инфраструктуру.

— Планета ведь осталась, — сказал я.

— Да. Но существовавший на ней ад исчез. Когда гигантские рептилии одновременно погибли, заключённые в их телах духи потеряли возможность возрождаться в прежних формах. Таким образом Христос действительно вывел их из заточения.

— Получается, — сказал я, — мы с вами живём на руинах ада?

— Поэтичный образ, — усмехнулся Ломас. — А разве нет?

— Христос что, воплотился в астероид?

— Я бы не стала теоретизировать на этот счёт, — ответила мать Люцилия. — Оставим спекуляции теологам. Корректно будет сказать, что мы наблюдаем следы его спуска в ад, и для нас они похожи на мезозойский удар из космоса. Более точных формулировок лучше избегать.

— А как души грешников попадали в ад? Переносились во времени на шестьдесят миллионов лет?

— Я же говорю, — сказал Ломас, — времени в этих измерениях нет. Есть лишь состояния ума и души. Видимо, ад напоминает мир хищных рептилий. В карбоне многие думали, что ад на Марсе. Но я как епископ вполне допускаю, что падшие души возрождались в пространстве, формально отделённом от нас многими миллионами лет. Почему нет? Причинно-следственные связи при этом не нарушаются — эпоха рептилий слишком от нас далека, а у динозавров не остаётся человеческих навыков. Парадоксы типа «сын не даёт родителям встретиться» здесь уже не работают.

Я поднял руки, показывая, что возражений у меня нет.

— Мы не коснулись самого важного вопроса, — продолжила мать Люцилия. — А именно — куда делись злые духи, покинувшие разрушенный ад. Некоторых Господь мог ввести в Царствие Небесное. Но как быть с предвечными духами зла? Куда делись они?

— Я не знаю, — ответил я.

— Сёстры Мария и Тереза постигли, что те остались без обиталища, хотя не все догматики-богословы с этим согласны. С тех пор демоны хотят вернуться в материальный мир. И порой у них это выходит.

Ломас перекрестился.

— Я приближаюсь к концу своего рассказа, — сказала мать Люцилия. — Самое последнее, что сёстры Мария и Тереза постигли в медитации, было одновременно и самым тревожным. Они узрели, что древнее зло опять пытается поставить пяту на нашу планету.

— В каком смысле?