Круть (с разделением на главы)

Ангел смерти на часах издал ещё одну трель, и на подносе с коньяком возник третий стакан. В кабинете Ломаса появилось ещё одно кресло: красный бархат подушек, изогнутые ножки, резное золочёное солнце над спинкой. Своё кресло в кабинете Ломаса. Немыслимая честь.

2

Несколько секунд кресло было пустым. А затем в нём возникла пожилая седая дама в красной кардинальской мантии.

Мантия выглядела выцветшей и застиранной. Видимо, баночные стилисты давали понять, что кардиналка равнодушна к богатству и переехала в цереброконтейнер лишь для того, чтобы лучше служить другим.

— Маркус Зоргенфрей, — произнес Ломас. — Специальный агент по особо важным делам. Мать Люцилия. Особая представительница Римской Мамы. Ну, за встречу специального с особым…

Ломас взял стакан и отпил коньяку. Мы с матерью Люцилией последовали его примеру — но кардиналка едва коснулась жидкости губами.

— Большая честь встретить вас, мать Люцилия, — сказал я. — Спасибо за ваши молитвы.

— Как мамская нунция, — ответила мать Люцилия, — я молюсь за мир, но реже, чем хотелось бы. Просто не хватает времени. Я занимаюсь другими вопросами. В том числе связями престола с нулевым таером.

— Они у баночного престола ещё остаются? — невинно спросил я.

Не уверен, что мой вопрос понравился матери Люцилии — улыбнулась она довольно кисло.

— Они есть и крепнут. Конечно, это правда — баночных прихожан у нас больше. Жизнь на поверхности планеты часто слишком жестока, чтобы человек мог обратить свой лик к любви и свету.

— Истинно так, — перекрестился Ломас.

— Вы, епископ, знакомы с нашей проблематикой, — сказала мать Люцилия. — А вот нашего молодого друга надо подготовить, иначе он не поймёт серьёзности ситуации.

Она повернулась ко мне.

— Поблагодарив меня за молитвы, вы, вероятно, иронизировали. Но если серьёзно — зачем, по-вашему, нужны монахи и монахини, молящиеся об общем благе?

Я пожал плечами.

— Он не понимает, — сказал Ломас. — Другое воспитание.

— Я всё же попробую объяснить. Помните, Маркус, то место в книге Бытия, где Бог обсуждает с Авраамом положенную Содому кару?

— Смутно.

— Господь говорит так: «Если найду в Содоме пятьдесят праведников, прощу весь город ради них…» Толпа грешников может быть помилована ради нескольких праведников.

— Вот как.

— Да. Поэтому присутствие монахов и подвижников духа, да и просто добрых людей в нашем мире важно именно для нечестивцев. Праведники и есть те скрепы, ради которых Бог терпит наш мир и позволяет ему существовать. Представьте насильника, охваченного ненавистью, злобой и похотью. Очень скоро он встретится с полицейской пулей. А вот если в нём просыпаются сострадание и любовь, да хотя бы страх Божий, наступает…

— Шизофрения, — буркнул я.

— Нет. Неустойчивое равновесие бытия. Праведники молятся за презирающий их мир — и спасают его изо дня в день. Вы не представляете, мой друг, насколько могущественна молитва.

Я сделал вежливый жест, давая понять, что желаю баночному престолу всяческих удач на всех направлениях.

— Маркус немного простоват, — сказал Ломас, — но это идеальный оперативник. У него лучшие результаты по отделу на семи последних кейсах.

— Я помню только два, — признался я честно. Ломас улыбнулся.

— Контролируемое каше оперативной памяти — гарантия приватности. Можете не опасаться утечек, мать Люцилия.

Мамская нунция с сомнением поглядела на меня, потом на Ломаса.

— Он точно всё забудет?

— Точно, — подтвердил Ломас. — Это часть его работы — забывать. Опасаться нечего. Говорите как со мной.

— Хорошо, — сказала мать Люцилия. — Сейчас я повторю то, что уже изложила епископу Ломасу неделю назад.

— Я весь внимание.

— Как я упоминала, я курирую связи с нулевым таером. Помимо внутрицерковных дел это означает также, что я занимаюсь контактами духовного мира с поверхностью планеты. Именно здесь таятся многие опасности, о которых обычный человек даже не подозревает.

Я хотел пошутить, но удержался. Блаженны слушающие и помалкивающие.

— Вы справедливо заметили, — продолжала мать Люцилия, — что у баночного престола сохраняется всё меньше связей с миром плоти.

Процесс этот, увы, столь же объективен, сколь прискорбен. Но тем крепче наша связь с миром духа.

Я вспомнил, что в Добром Государстве значительная часть граждан считает Ватикан главной цитаделью мировой ваты (так регулярно намекает конспирологический канал «Ватинформ»), и мне потребовалось усилие, чтобы сохранить на лице серьёзно-благочестивую гримасу.

— Некоторые теологи, — продолжала мать Люцилия, — говорят, что христианство прошло три диалектические стадии развития — катакомбную, наземную и баночную. Баночный этап — наивысший в духовном отношении. А в физическом измерении мы теперь спустились гораздо ниже катакомб. Моя банка, например, находится на глубине почти в километр.

— Какой у вас таер? — спросил я.

Ломас сделал круглые глаза, что означало «заткнись уже, Маркус», но было поздно. Такие вопросы среди баночников задавать не принято — но меня отчасти извиняло то, что мамская нунция сама подняла эту тему.

— Пятый, — поджав губы, промолвила мать Люцилия.