Крутен, которого не было

– Все эти «взятие болезни на себя» – одни слова, – махнул рукой Иггельд, – коли поверит больной, поможет. Но ты и мед, на саже замешав, можешь хворому дать, приговаривая, что лекарство то аж со Святых Гор, на вес злата куплено. И – поможет, ручаюсь, лишь бы сказано было внушительно!

– Да я и без тебя понимаю, – чуть ли не в подражании наставнику, замахал руками Младояр, потом спохватился, – ну не без тебя, но уже тобой раньше научен, – поправился княжич, – заболел тот лекарь молодой от того, что сам себя убедил – мол, забрал болезнь! А под старость бывалый стал, на него уже такие слова не действовали…

– Да, именно так, – подтвердил лекарь, – но чем поможет твой рассказ Гориполку?

– А тем! – Младояр аж побагровел от злости, – Это для тебя, да для меня – слова просто слова, а для Гориполка – слово может стать Словом! Даже мое! – выкрикнул подросток напоследок.

– Какое слово? Если уж и мои не действуют, а у ведуна для болящего каждое слово – что лекарство…

– Вот возьму и скажу брату, что забираю его проклятие на себя!

– Как? – не понял Иггельд, – Ты хочешь тоже заболеть?

– Да мне все эти проклятия – как с гуся вода! А Гориполк ослобонится…

Иггельд, наконец, понял. Клин клином вышибают. Слова жрецов, требы, обряды – силы не имели, потому – пытались проклятие снять. А юный княжич иное задумал – заклятие не снимать, а перенести на другого. И ведь поверит Гориполк! Точно – поверит. Если поверит – выздоровеет. Сколько сказок, преданий о том, как чужую смерть забирали жены да матери, любимых спасая. А братья-близнецы одну смерть на двоих разделили, но в яви, но в нави через день живя. Но то сказка. А тут – явь. Дельно придумал княжич.

– Надо только не просто сказать о том Гориполку, а обряд, как заведено, провести, – уже вслух продолжил размышлять старый ведун, – давно таких треб не проводили, но не страшно, у жрецов ничего не пропадает, не забывается. Одно только…

– Что?

– Почему ты?

– Я?

– Лучше я на себя возьму, – решил Иггельд.

– Ты – не родня Гориполку, не жена, не мать, не поверит он в действенность, – начал горячо убеждать Младояр, – а я – брат, меньший брат, мне по роду написано старшему помочь, даже жизнь отдать…

– Ты это брось!

– Да я не о том, что мне чего будет, а о том, чтобы с Гориполка тяжесть снять. Ну, подумай сам, если ты, Иггельд, человек чужой, или я, родич – разница есть? Когда все поверят? Ведь не только в брате дело, он сперва тоже от проклятия отмахнулся, а вот как начал в деревеньке народец его убеждать, что все от заклятий Белого Ведуна помирают, как посмотрели на брата жалостливо, что на покойника – так Гориполк и сник, захворал. Надо, чтобы не только брат поверил, пусть бы весь народ начал меня, маленького, бедненького, несчастненького, жалеть, о моей судьбе плакать – вот тогда брат и поправится!

– В твоих словах кое-что есть. Даже очень много чего есть. Конечно же, все смотрят на Гориполка, как на обреченного, от того ему еще хуже…

– А раз я прав, пошли к отцу!

– Подожди, дай разобраться… – Иггельд немного растерялся, он не привык к такому напору со стороны воспитанника.

– Некогда ждать. Придумали – надо делать!

– А ежели князь спросит…

– На ходу сообразишь!

Младояр, схватив наставника за рукав, потащил назад в палаты. Князь, сидевший в полном прострации у постели сына, гневно поднял брови на такую, не к месту, суету.

– Млад дело удумал, – просто сказал Иггельд, – Гориполка это излечит.

– Излечит? – до отчаявшегося отца таковая весть дошла с трудом, – Говори!

– Меньший брат заберет проклятие старшего на себя. Проведем обряд…

– Как это? – растерялся князь.

– Есть такое, точно есть, хоть и редко делается, – пытался убедить князя ведун, – близкий родственник, или человек любящий, они могут забрать и проклятие, и для самой Смерти себя в подмену предложить…

– Ты что?! Хочешь, пусть бы у меня умер не один сын, а два?! – вскричал Дидомысл.

– Гориполка этот обряд спасет, точно поправится, уверен.

– А Младояра?

– Он уже почти ведун, справится и с болезнью, и с заклятием, для него такое Слово – просто слово, и не боле!

– Справится… – подивился князь, мгновенная вспышка гнева ушла, Дидомысл обдумывал предложенное, – Так говоришь, справится с заклятием?

– Жизнью клянусь!

– Твоей жизни всего ничего, может быть, и осталось, ты же старик, а Млад – мальчишка, ему еще жить и жить, – в голосе князя больше не чувствовалось гнева, – значит, говоришь, заклятие на него не подействуют?

– Да с меня все – как с гуся вода! – вклинился в разговор Младояр.

– А ты чего скажешь? – спросил князь у лекаря.

– Насколько я изучил Младояра, зная его, как ты помнишь, князь, с момента извлечения на свет, на него такие заклятия не подействуют. И, вообще, защищен он от разной волшбы, есть такое поверье…

– Потому как – не рожден?

– Да!

Младояр с изумлением глядел на учителя. Вот так Иггельд. Не даром сказал ему – «сообразишь на ходу»! И ведь придумал. Ну, мудрец! Ловко историю появления Млада на свет приплел. Ведь убедит отца, точно убедит!

– Ты что, совсем не боишься? —спросил отец строго.

– Нет.

– Смелый? – князь заглянул в глаза сыну.