Крутизна

— Почему же? Просто мы попросили учесть эти удобства и отдали нашу схему на завод: у нас же в депо средств нет все электровозы так оборудовать, да и ломают они наши схемы, когда на завод машина для ремонта приходит. Теперь не сломают, — усмехнулся он.

Недавно я ездил на таком электровозе. Три секции в нем, и я командую своему помощнику:

— Ну-ка, Витя, начинай с первой секции!

Любота! На одной секции доедешь куда угодно: реле отключения секций получили законную прописку и в новейших машинах!

Восстановился же я тогда в правах машиниста через три месяца, но еще не раз мне будет вторник самым тяжелым днем: что изрядно забыл — попробуй-ка, успей за месяц-то!

Спать хочется-а… Хочу спать, а он звенит. В хорошую-то ночь проедешь чуть ли не триста километров с поездом, дашь последние три свисточка — и руки делаются бессильными, а ну-ка, целую ночь да во вьюгу-у!

И только уснул, а он звенит!

Ко всем чертям с лешими хочется послать начальника отделения с его заботами: это он приказал на квартирах машинистов телефоны ставить!

Ну зачем мне телефон-то? По нему дочка с подругами задачки решает, жена по полчаса передает и принимает последние новости, а мне спа-аать…

Звенит, будто трамвай на тебя несется. Жду, когда кто-нибудь из домашних к нему подойдет. Никого!

Поднимаю голову с подушки, обвожу квартиру взглядом — только утюг на столе вижу. Ушли: жена на работу, дочка в школу. Надо вставать! Зашлепал с неохотой к телефону.

— Да-а! — кричу хрипло.

— Срочно в деповский музей! — отвечает нарядчица.

Ох, уж эта жизнь машиниста: каждый начальник до твоего свободного времени — начальник. Вот нарядчица — кто она? Вчерашняя десятиклассница, а даже не объяснит, почему, зачем должен идти? День рождения у дочки сегодня, выходной день дали, теперь идти куда-то!.. А почему все же в музей вызывают: нет в музее-то никого!

Жалко заведующую музеем… Приходишь, а она навстречу тебе улыбается. По правой стороне — цветы, по левой стороне — знаменный ряд, а ее столик посреди цветов. А за стулом, над головой ее, — сноп пшеничный. Совхоз подшефный подарил этот сноп. Я даже шутил не однажды: «И сидите вы под снопом этим, Ирина Константиновна, как королева на троне!» Не знаю, почему заведующая сноп этот за своей спиной поставила, но догадывался: в годы войны попала она под Сталинградом в переделку — самолет фашистский на нее пикировать начал. Думала — свой. Сняла косыночку и давай ему намахивать. А он с ревом да на нее! Развернулся чуть ли не над головой — тут и увидела кресты на крыльях.

— Цоб, цобэ! — кричит волам, а какое там «цобэ», когда быки совсем стали, а самолет вновь заходит.

Забавлялся летчик тем, как она возле арбы с пшеничными снопами бегала и не знала, куда скрыться. И в поле — никого, и в небе наших — ни самолетика. Три раза пикировал он на нее, да так и улетел.

Потом, когда она будет с комсомольцами и молодежью поселка Ахтуба строить железную дорогу к Сталинграду, от этих самолетов с крестами натерпится не такого страху: прилетят, отбомбятся, прошьют лежащих строителей пулеметными очередями. Кто не будет убит, тот встанет, а кто не встанет, того похоронят в воронках от бомб. Так и не узнает Ирина Константиновна, что за рельсы она клала. А ведь это рельсы с БАМа привезены были. Сняли с участка БАМ — Тында и под Сталинград привезли: БАМ-то, оказывается, еще до войны строился!

В войну рельсы этой магистрали Сталинград спасали.

За военного стрелка-радиста она выйдет замуж. После войны в Курган жить приедут. И будут у нее два сына, и оба офицерами станут: один морским, другой артиллеристом. Она же, на старости лет, музейными поисками увлечется. Не спасем мы Ирину Константиновну: десятки доноров будут, группа за группой, уезжать в больницу, а болезнь победит…

Из самых знающих историю депо остался я. Надо идти: кто-то, видимо, в музей припожаловал. Срывается снег с крыш домов, свистит, воет пурга, а идти надо.

В маленьком коридорчике топнул нонами, ударил по колену шапкой — вхожу. А в музее-то вся колонна наша!

Даже Борис Петрович — со Звездой Героя.

— Борис Петрович, почему в выходной день людей тревожат?

— Потревожили!.. Ты хоть объявления-то читаешь?

Грешен, не люблю читать объявления: когда их не читаешь, как-то на душе спокойнее — занимаешься своими делами. Если успеть побывать там, куда зовут разные объявления, не только что книжку — газету просмотреть некогда будет.

— А что там, в объявлении-то, было написано?

— Что там?.. Так ты и не знал, что наша колонна фотографируется сегодня на Всесоюзную выставку?

— В Москву, да?

— Нет — в Америку!.. Как будто, кроме Москвы, выставка где есть! Тащи стул! — осерчал Борис Петрович.

Стула мне не досталось — много ли их, стульев-то, в музее! — втискиваюсь сбоку.

Первыми ветераны колонны расселись: профорг, парторг, командир народной дружины, председатель общественного совета колонны…

— Ну что, все в сборе, а то, может, еще кто не проснулся? — осматривает колонну Борис Петрович.

Фотограф выдвигает свою треногу на середину зала.