Крутые горки XXI века: Постмодернизация и проблемы России

Иными словами, при отсутствии глобализации, когда мир разделен на ряд замкнутых рынков, производитель, добившийся большого успеха, может на каждый вложенный доллар получить, например, десять. А если протекционистские барьеры рухнули, тот же самый научный успех дает уже не десять, а пятьдесят. Мировая экономика оплачивает научный прорыв в гораздо больших масштабах, чем национальная. Соответственно, выше окажется вознаграждение ученых, совершивших открытие, и менеджеров, которые довели научную идею до стадии коммерческой окупаемости. Правда, их менее успешные конкуренты в других странах вообще не смогут получить доходов от выпуска на рынок принципиально нового препарата. Они не разорятся и будут, по всей видимости, зарабатывать на обычных медикаментах (так называемых дженериках), которые тоже нужны рынку, но это будет бизнес среднего масштаба со средними поступлениями от продаж и весьма средненько оснащенный научными лабораториями и квалифицированным персоналом.

Выходит, в XXI веке бедные становятся беднее, а богатые богаче, как говорят антиглобалисты? В известной мере так, однако не следует забывать самый главный результат этой истории. Высокая окупаемость новых лекарственных препаратов позволяет ведущим компаниям собрать много денег на то, чтобы осуществлять исследования и разработки.

Наука сегодня чрезвычайно дорога. Фармацевтическая компания должна много лет хорошо оплачивать труд своих ученых без какой бы то ни было гарантии получения препарата, дающего миллиардные доходы. А если такой препарат все же выходит из лаборатории, требуются еще большие расходы на проведение серии клинических испытаний, доказывающих, что от приема новой таблетки пациент не получит больше вреда, чем пользы. Крупные доходы определяют возможность осуществления крупных расходов. И если бы глобализация не предоставила компаниям возможность собирать долларовый урожай со всего мира, многих наукоемких лекарственных препаратов могло бы вообще не появиться, поскольку даже гигантам фармацевтики не хватило бы ресурсов для создания соответствующей научно-технической базы.

Что в итоге?

Глобализация выделяет сравнительно узкий круг чрезвычайно богатых людей, отрывающихся от основной массы на порядок. Причем это не только капиталисты, но также ученые-изобретатели, кинозвезды и разнообразные представители креативного класса, которые нашли свою «фишку» на мировом рынке. Никакое социал-демократическое перераспределение средств, выравнявшее доходы в XX веке, не сможет в XXI столетии удержать этих богатеев на небольшом расстоянии от представителей среднего класса.

В условиях глобализации богатые становятся богаче, но совсем не потому, что бедные становятся беднее. Традиционные марксистские схемы вряд ли помогут объяснить нынешние реалии. В развитых странах XXI века социальная картина выглядит следующим образом: по-настоящему бедных людей остается не так уж много, средний класс доминирует, но в резкий отрыв от него уходят те, кто закрепился на «верхнем этаже» и собирает урожай с глобализации.

Бедные не беднее, но зачастую... грустнее, поскольку счастливцев, оседлавших глобализацию, бывает не так уж много. Хотя пробиться на «верхний этаж» можно буквально с самых низов (ведь важен не столько первоначальный капитал, сколько талант, напор и счастливый случай), доля обитателей этого «верхнего этажа» по отношению к общей массе населения в нынешнем XXI веке значительно меньше, чем была доля капиталистов по отношению к общей массе в XIX столетии. Добропорядочный ремесленник прошлого мог превратиться в мелкого буржуа благодаря труду, бережливости и тетушкиному наследству. Но превратиться в Билла Гейтса или Брэда Питта никакая тетя не поможет.

ВОЗМОЖНЫ ЛИ В ЭКОНОМИКЕ РАДИКАЛЬНЫЕ ПРОРЫВЫ?

Всемирная хозяйственная система, похоже, так и не вышла по-настоящему из кризиса, начавшегося в 2008 году. У США дела сравнительно неплохи, но уже в Европе положение весьма неопределенное. В России кризис раскрутился во всю мощь, причем перспективы развития нашей экономики весьма проблематичны. Даже Китай нынче далек от своей лучшей формы. И хотя ответственные чины по всему свету уверяют, будто скоро начнется выздоровление мировой экономики, чувство беспокойства не оставляет ни научную среду, ни деловые круги. Несколько упростив ситуацию, можно сказать, что рекомендации по радикальному преодолению кризиса в основном варьируют в интервале от «давайте напечатаем денег» до «пусть потребитель купит новый iPad».

Новизна различных устройств строится на том, что в них включают множество функций. Современный телефон можно использовать как камеру, плеер, диктофон, ежедневник, мини-компьютер, а если повезет, с него удается еще и позвонить [Тоффлер Э., Тоффлер X. 2008: 327]. Но все эти «навороты» удорожают устройство и при ограниченной платежеспособности населения, скорее, способствуют углублению кризиса, а не помогают из него выйти.