Крутые горки XXI века: Постмодернизация и проблемы России

1. Во многих странах Европы и в Северной Америке стала быстро меняться структура экономики. Модернизацию многие аналитики традиционно связывали с промышленной революцией и с формированием индустриального общества, пришедшего на смену аграрному миру, существовавшему с незапамятных времен. Но теперь индустриальное общество стало постепенно отступать, как раньше отступало сельскохозяйственное. Промышленность теснили разнообразные услуги, начиная с традиционных, но сильно разросшихся в объеме (отели, рестораны, кафе, магазины, ателье по ремонту, средства развлечения, клиники и т. д.), до новейших, которые раньше либо вообще отсутствовали, либо занимали сравнительно маргинальное место в жизни общества (финансовое консультирование и посредничество, маркетинг и реклама, юридические услуги, а позднее — огромная сфера, связанная с интернетом и компьютеризацией). Соответственно, все большее число людей стало работать именно в сфере услуг, а не у станка и не на конвейере [Белл 1999: 163-222]. Появились принципиально иные термины, которые должны были обозначить качественную трансформацию жизни западного мира. Джон Кеннет Гэлбрейт использовал словосочетание «новое индустриальное общество» [Гэлбрейт 2004], Дэниэл Белл заговорил о «постиндустриальном обществе» [Бэлл 1999]. Элвин Тоффлер сделал вывод о приходе так называемой «третьей волны» на смену «второй волне» — индустриальной [Тоффлер 1999]. Ален Турен попытался ввести своеобразный термин «программированное общество» [Турен 1986]. Впоследствии появились и другие названия. Мануэль Кастельс, например, стал анализировать «информационную эпоху» [Кастельс 2000], а Джон Нейсбит — «информационное общество» [Нейсбит 2003:22-61].

2. Резкий рост сферы услуг вызвал принципиальные изменения в характере труда основной массы населения. На заводском конвейере, являвшемся своеобразным апогеем промышленной революции, труд был тупым, однообразным и стандартизированным. В сфере услуг, где конвейер, как правило, не поставишь, работа приобретает индивидуальные черты. Да и по мере усложнения промышленного производства на протяжении XX века труд все чаще не вписывался в конвейерный примитив. Возникали разного рода гибкие формы организации труда, «человеческие отношения» вместо былой «потогонной системы». Менеджмент приспосабливался к переменам [Тоффлер 1999: 298-308; Тоффлер 2001: 249-264; Яковлева 1977]. От работника в новых условиях требовалась определенная квалификация. Капиталист не мог уже просто взять любого человека с улицы и поставить в цех трудиться. Не только работник теперь зависел от бизнеса, но и бизнес от хорошего работника. Соответственно, возникала принципиально новая социальная ситуация в двояком смысле. С одной стороны, труд многих людей стал более разнообразным, менее унылым и изматывающим. С другой — он начал лучше стимулироваться, поскольку терять профессионала (даже если это официант, портье или таксист) бизнесу не выгодно.

3. Трансформация структуры экономики неизбежно влекла за собой трансформацию социальной структуры общества. Работник, перестававший быть обыкновенным «приложением» к конвейеру и обладавший сравнительно высокой квалификацией, уже не являлся столь беззащитным существом, как раньше. Он становился зажиточным. И в результате постепенно исчезал (или, во всяком случае, быстро численно уменьшался) классический рабочий класс, которому, согласно выраженным в середине XIX века представлениям Карла Маркса и Фридриха Энгельса, живется настолько плохо, что в ходе классовой борьбы ему совершенно нечего терять, кроме своих цепей [Маркс, Энгельс 1948, т. 1: 39]. Примерно лет через сто после «Манифеста коммунистической партии» обнаружилось, что трудящиеся постепенно богатеют, обзаводятся собственностью, счетами в банках, а значит, их склонность к традиционной классовой борьбе становится значительно меньше. Этих людей уже трудно называть пролетариатом или даже «рабочей аристократией», как принято у марксистов. Стали подыскиваться новые названия — «средний класс», служащие, «белые воротнички» и т. д. В США в 1956 году их число впервые превысило число «синих воротничков» [Белл 1999:22].