Предъявив паспорта и билеты, по специально построенному проходу прошли диспетчерский пункт и, получив электронный пропуск, по застеклённому проходу подошли к самой телебашне. Издалека она кажется небольшой тростинкой, а вблизи – гигантским инженерным сооружением. Виктор Иванович телебашню ранее видел как сувенир и знал, что сконструирована она подобно полому трубчатому стеблю пшеницы, с опорами-корешками у основания и стяжками-узелками по высоте. Оттого раскачивается телебашня, но не гнётся и не ломается, хотя из бетона и стекла. Внизу, на расширенной части телебашни, круглые окошки большего и меньшего размера, как божьи коровки на стебле. До подъёма на скоростном лифте осмотрели Музей радиотелевизионного вещания, что на первом этаже стеклянного многоэтажного здания, гранёным кристаллом размещённого в центре бетонных клинообразных опор. Виктор понимал, что телебашня – символ города и эпохи строительства социализма. После пожара и длительного ремонта она была обновлена, но неизменена.
Маргарита после приятнейшего подъёма на скоростном лифте, при музыкальном сопровождении и видеонаблюдении движения, оказалась на смотровой площадке. От счастья она была на седьмом небе. И даже без лифта она смогла бы совершить это восхождение пешком по лестнице. Она делала снимки цифровым фотоаппаратом, рассматривала Москву через оптические приборы, установленные по окружности смотровой площадки.
В первую очередь она увидела белые, будто игрушечные, коробки многоэтажных домов, лабиринты улиц и широких автомагистралей, движущиеся жучки-автомобили, узнала территорию Всероссийского выставочного центра с огромным колесом обзора, ужаснулась от вида огромных дымящихся труб. Долго ходила по смотровой площадке, как бы сближаясь со столичном мегаполисом и адаптируясь в нём.
Виктору Ивановичу многое тоже было в новинку.
Сколько труда было вложено в этот супервещательный излучатель, покрывающий едиными репортажами всю страну, для всех народов сразу и из любой исторической эпохи. Одним словом, свободное информационное пространство, смотри – не хочу.
«Такое высокое техническое совершенство – и такие недостойные картинки, клипики, нелепицы каждый божий день показывают», – думал Виктор Иванович с высоты телебашни. В это время он стоял в проёме стеклянного пола и от ощущения ниспадающей высоты возникало лёгкое чувство страха и кружения головы. «Это не всевидящее, а всепроникающее око. Из могучего средства познания телевизор превратился в уникальное средство отклонения от реальности. Изменить человека трудно, а привести к заблуждениям, при его любопытстве и доверчивости, уже получается. Телевещание на всю страну, а никакой общенародной идеи, – одна бытовуха. Телевидение – это пастырь, посох народа. Иметь такие технические возможности и не вести к просвещению – разве это не глупость?» – задавал сам себе вопросы Виктор Иванович, будто вещал их прямо в эфир.
Под влиянием общего положительного настроя от экскурсии он переключился на другую программу и стал любоваться Москвой.
Когда Виктор Иванович приехал домой и встретился с Андреем Ивановичем, – беседы продолжились.
В этот раз Андрей пришёл в белых брюках и футболке с голубой надписью на груди: «Я люблю Россию».
Виктор был тоже в белых брюках и новой рубашке из лёгкой хлопковой ткани – в этом году лето стояло жаркое.
– Вон из моей души! – взъерепенился сразу Андрей и прочертил молниеобразный зигзаг правой рукой. – По телевизору такую ерунду показывают, один криминал, ничему хорошему такие программы не учат.
Виктор Иванович, сидя на лавке, закинул ногу на ногу и сдержанно проговорил:
– Не учат, а сам спутниковую антенну поставил.
– Думал, больше программ – так найду что-нибудь путное, а они все как на одно лицо: сплошная кровавая бойня, чертовщина да пляски.
– Был я в Москве на Останкинской телебашне. Сколько же информации выбрасывается в эфир!
– Вон из моей души! – опять разволновался Андрей, будто отмахиваясь и очищаясь от всего непристойного и наносного.
– Лихо ты, как шаман, изгоняешь злых духов. Вытряхнешь всю душонку – и ничего в ней не останется.
– Останется то, что правдиво, правильно и любимо, – то всё моё, а остальное – вон из моей души! – подтвердил решительно Андрей и закачал ногами, согнутыми в коленях. Глаза его опять сжались и округлились, как у напористого кабана.
– А что такое душа по-твоему? – Виктор Иванович поднял указательный палец вверх.
– Это граница между Добром и Злом.
– А кто её устанавливает?
– Человек, если у него совесть есть, открытость к людям и сочувствие к природе.
– А что такое Добро и Зло?
– Это крайности, а праведность и справедливость посредине.
– Зло укрепляет Добро, а Добро раскармливает Зло.
– Верно, а вот во мне дух изгнания Зла, я помогаю Добру торжествовать.
– А если перепутаешь Добро и Зло, начнёшь погонять Зло, а это Добро. Может, Зло – это непонятое Добро, а Добро – это замаскированное Зло? Вот совсем недавно с кнутом гонялся за Лариской и кричал: «Вон из моей души!»
– Так то ж понарошку, чтоб не перечила.
– А со мной, как распалишься, побороться хочешь. Я тоже Зло?