Крутые излучины (сборник)

Медленно, словно затонув, я погрузился в дрёму. Отяжелевшее от усталости и расслабленности тело расслаивалось и растворялось, всё глубже и глубже уходило в землю, как бы сливалось с ней. Шум ветра и шорох листвы несли старинный, былинно-гуслярный, в сон клонящий напев. Приподнятые на ветру пряди ветвей с жёлто-зелёной листвой под дуновением ветра шевелились по-разному, словно водоросли в воде. Тихо, тайком из-за ствола берёзы выглядывали засохшие, обломанные крючки и штырьки причудливых сучков. Самопроизвольно выводятся и внутренне произносятся знакомые пушкинские слова:

…Там леший бродит, русалка на ветвях сидит.

На мгновение открыл глаза и вдруг отчётливо увидел, что ствол дерева и повисшая на нём сложно организованная архитектура узловатых ветвей растут прямо из моего лба. Не с затылка, как у оленей-красавцев, а точно со лба. От самого центра лба мощным порывом, преодолевшим земное тяготение и движущимся вместе с тобою ввысь, исходит жизнетворящий остов берёзового дерева.

Раскинув руки, словно парящими крыльями, образовал пространственную растяжку: одну в направлении корней, другую в направлении кроны. Энергия солнца, рассеявшаяся под листвой, просыпалась пятнистым контрастом вниз и вошла, едва коснувшись одежды, прямо в меня.

Я почувствовал, что через меня идёт бодрящий, переменно текущий разряд-подзаряд, жизненный импульс благотворной природы. Зигзагообразные повороты и развороты ветвей, прямые, закрученные в спираль, загадочно пересечённые, как линии на ладони руки, подсказывают длительное и сложное приспособление старой березы к её природной среде.

И вот потянулись мысли: «Кто я? Откуда родом? Что впереди?» Образ дерева-исполина повернул мысли к судьбам людским. Они, как листочки с дерева, получившие временный пропуск на единственный короткий период в бесконечно длящейся жизни, происходят от одного долгожителя и основателя – древа-ствола. Слышишь: гудят натянутые струны нервов-волокон. Видишь: едва различимы внутренние кольца-годы. Я тоже лист могучего древа жизни, размещаюсь в развесистой, периодически опадающей и восстанавливающейся кроне ствола. Отпасть, облететь – это только мне прекратить поддержку ствола. Ствол надёжен и крепок, он сам даже в тяжёлую зимнюю стужу устоит и, дождавшись прихода весны, выпустит обновлённую молодую листву, не хуже прошлогодней.

Долго лежал я под влиянием зрительного восприятия и ощущения дерева, растущего прямо со лба. Сколько аналогий и параллелей при этом всплывало, теперь и не счесть! Поднялся я уже исцелённым. Усталость исчезла, и ноги бойко пошли по неудобьям дикой природы. Только шёл я не совсем одиноко, не без имени и родства, не без конца и начала, не из ниоткуда и в никуда. Я отчётливо ощущал светившуюся во мне попытку угадать смысл жизни в самом себе и в окружающем мире. Лёгкое, нетелесное воплощение далеко уходящей радости от предчувствия возможности обладания волшебным ключом постижения истины, открытия универсального кода земной жизни наполняло меня. Словно волшебный, подсвечивающийся изнутри воздушный шар, едва касающийся земли, я парил в бесконечном пространстве неба, деревьев, лесов и полей.

Теперь уже вдалеке, великолепным иерархическим силуэтом, как эталон сложности жизни и неистощимости размышлений, как книга разгадки загадочного человеческого бытия, возвышалась раскидистая, раскачивающаяся на ветру, уходившая в горизонт неба задумчивая и могучая старая берёза.

Кладбище старых берёз

Опять я в деревне. Прошли годы, когда легко отдыхалось под старой берёзой. Родители всё теснее жмутся друг к другу, холодеет душа их перед величием неизбежного, ещё сильнее сближаются забывчивостью и заботами, упорно собирают весной берёзовый сок и всё лето пьют прекрасный напиток.

Опять выхожу из дома и иду по случайному маршруту, поворачивая на все четыре стороны. Иду без ружья. Не хочу убивать братьев наших меньших. Они, как дети, не понимают нашей суровости.

Только отойдёшь от дома, и обязательно встретишь то косулю, катапультирующуюся вверх от испуга, то тетерева, разрывающего воздух спасительными крылами, то кабана, рыскающего по полям раскачивающейся походкой, и даже медведя. Крутой городской охотник-любитель может купить лицензию на его отстрел. Говорят, что в этом году их было сделано два.

Но ещё чаще можно встретить оставленные деревни: заброшенные дома, одичавшие сады, одиноко стоящие высохшие деревья со сломанным скелетом ветвей, едва приметные пустоши – крапивой заросшие зоны человеческого местожительства. Весь этот исчезающий деревянный деревенский мир намного больше сегодняшнего жилого фонда.

Мать по православному обычаю готовит одежду для похорон, отец-коммунист не делает подобного, но тоже задумывается. У меня нет трагического предчувствия неотвратимости жизни, но и родители не знают как и когда произойдёт их упокоение. Мои дедушка и бабушка по матери обрели вечный покой на кладбище в деревне Шаниха, родители отца, две сестрички и два братика военного и послевоенного периода – на кладбище в Днепровском.