Крутые излучины (сборник)

Иду не по улице, а среди остатков домов. Почему-то вспоминается из школьной программы название картины художника Аркадия Пластова «Фашист пролетел». Иду с придыханьем, с тревожным ощущением исторического таинства, иду и оставляю обозначившиеся на траве следы, душа чувственно трепещет от прикосновения к судьбе и к исходу когда-то здесь живших людей. Ощущаю себя археологом на развалинах предшествующих человеческих поселений. Осознаю, что по-настоящему любить свой отеческий край придётся до кладбищ и до руин.

И ещё одну «достопримечательность» пройти невозможно – это кладбище старых берёз. Сюда меня притягивает, как стрелку компаса Полярная звезда, высшая сила духа природы.

Увидеть берёзы, не использованные за столь длительный период существования, а гибнущие в результате естественного разложения, – глубоко пронизывающее душу трагическое зрелище. Подойдя к ним, я несколько раз невольно перекрестился. Исполины торжествующей красоты и былинно-летописного духа были низвергнуты.

Я обошёл каждую из берёз, оглаживая ладонями изувеченные временем стволы. Вернее, остовы стволов. Всё остальное в сломанном и сброшенном виде дотлевало в траве. Стоило прикоснуться к этим останкам – и они ломались и крошились на более мелкие части. Чтобы не чувствовать себя костоломом, я стал двигаться осторожнее.

Место упокоения деревьев было групповым. Здесь находилось шесть поверженных берёз. Каждая берёза, несмотря на единство судьбы, имела свой отличительный облик.

У самой старой из шести засохших берёз была отломана верхняя часть ствола, поэтому она имела вид трёхметрового крючковатого истукана. Образ лешего больше всего подходил для неё. У лешего была единственная трёхпалая рука и нос бобышкой. Три тёмные пустоты от выломившихся ветвей и прогнивших её основ напоминали глазницы. Нижняя часть туловища лешего была покрыта мхом и чагой.

Другая берёза оставалась просто каркасом замшелой коры, так как внутренняя часть громадного ствола отсутствовала: видимо, стала трухлявой и сгорела от попавшей в неё молнии или спички. Чёрная, сильно обуглившаяся и распластанная сверху донизу внутренняя часть дерева напоминала большую недогоревшую головешку.

Ещё одно дерево легло на землю и заросло травой; оно прощупывалось только ногами. Его древесина, полностью потерявшая плотность, стала берёзовой трухой внутри берестяного короба. Это прах погибшей берёзы, образовавшийся за много лет медленного разложения.

Четвёртой берёзе очень подходило название «инвалид»: упавшая нижняя ветка напоминала приподнятый костыль, выше – вывернутая в сторону ветка-рука, а ещё чуть выше – две поднятые вверх ветки-обрубка. Тёмный замшелый ствол и наросты чаги, как протянутые для милостыни ладони, дополняли вид инвалида.

В результате обламывания и падения с берёз засохших веток на земле образовался ворох сухих, уложенных в разных направлениях останков, ступая по которым я слышал отчётливый звук ломающихся частей берёзового скелета. Лисички и земляника нашли здесь возможность своего проживания.

Что же осталось на берёзах от присутствия человека? Скворечники? Нет, их не видно, даже на самых уцелевших из них. Вбитые гвозди? Проволока? Нет. Ничего не осталось. Присутствия человека мы здесь уже не увидим, но кладбище старых берёз всё ещё хранит признаки крестьянского быта.

Дом родителей ещё крепок: ни крыша, ни фундамент пока не подводят. Новых построек не планируется. Однако повышенный объём заготовленных дров для отопления дома удивляет. Берёзовые дрова уложены в несколько кладок, с запасом лет на пять. Корова уже продана. Оставлены овцы и куры – их вырастить проще и не очень затратно. Коса, грабли, лопата всегда под рукой. Мать всё чаще стала повторять народную мудрость: «Собрался умирать, а землю паши». Стала сокрушаться, что не может вдеть нитку в иголку. Стала ходить с деревянной палочкой. Отец приносит палочки после каждого посещения леса, изготовил штук десять и разместил повсюду. Мать сильно печалится по поводу завершения жизни, отец оптимистичен и бесстрашен, потому что участник войны. Недавно пропала дворняжка, другую собаку приобретать не торопятся. Всё рассчитано и размерено, всему свой срок. Берёзы вокруг дома твёрдо стоят и раскачивают ниспадающими зелёными ветвями. В огороде зреют картошка, лук, свёкла, морковь и капуста; сбор урожая ещё впереди.

Березняк безлюдного поля

Я продолжаю ездить в деревню, хотя дом родителей опустел. Дом без родителей – зияющая, ничем не заполняемая пустота, время в нём остановилось.

Я решил ничего не менять, пусть будет он для меня «музеем под открытым небом». Когда вечером остаёшься в доме один, душа, потеряв ощущение времени, плывёт по неведомым путям.

Вдруг на короткое время послышится речь, звук шагов, стук закрывшейся двери. Всё это не вызывает страха – будто идёт мать или отец. Нет, нет, их тела упокоены, но души их присутствуют на грани реальности и видений. Короткий мыслезвук – отец прошёл деловой походкой, другой мыслезвук – мать даёт указание.