Высокая грудь девушки часто вздымалась, как будто она только что пробежала большое расстояние.
— Почему не стреляем? — волновалась она, расстегивая воротник солдатской гимнастерки.
— Пусть поглубже завязнут, — шепнул Николай.
Сутулый и богатырски сложенный Корякин сверкнул на Лизу серыми глазами и торопливо вставил ленту в «кольт».
— Эх, и смажем! — хмыкнул беловолосый парень, потирая коричнево-загорелые руки.
— А ты смотри в оба! — огрызнулся пулеметчик.
Конники остановились под самой высокой скалой, наискось от пулеметной команды. Но партизаны выждали, пока подтянулись задние части и ослы. К удивлению засады, белые построились четырехугольником, в средине которого взметнулось бело-зеленое знамя и хоругви. Утренний туман уходил ввысь, и узкое расстояние позволяло партизанам различать иностранцев и русских.
— Кажется, молебствовать собираются! — пустил один из пулеметчиков придушенный смешок.
Среди четырехугольника действительно поднялись на какое-то возвышение священнослужители в светлых ризах и по заречным хребтам загудел бас:
— …Спаси, го-осподи, люди твоя…
Дрожащей рукой Лиза ухватилась за плечо Николая. В ее васильковых глазах непомерной злобой вспыхнули огоньки. Все, что недавно еще определялось ею как смешное и в высшей степени невежественное, но уже не могущее убеждать взвихренных революцией умов, вставало снова как чудовище, мрачное и отвратительное.
— Ах, негодяи! Да бей же, товарищ Корякин!
Но старший пулеметной команды не успел еще взять прицел, как винтовочные залпы партизан загремели с левого фланга и в тылу у молящихся. Стреляя из карабина, Лиза видела, как навстречу метнувшейся в горы толпе вздыбили батарейные лошади белых, и все это животное месиво завертелась клубком, да еще то, как окруженные, отчаявшиеся итальянцы прыгали в бурлящие волны Ангула.
— Сгоняй лодки! — раздалась команда Николая.
Раненые лошади бились в постромках и, запутываясь, пронзительно визжали. Четверка выхоленных серо-яблочных тянула вниз к обрыву трехдюймовое орудие. Пушка кувыркнулась с лафета и, раздавив пару передних, булькнула в воду, как сорвавшийся с дерева сук.
— А, гады! — хрипел Корякин, смахивая с рябого лица мутные капли пота. Пулемет его захлебывался оглушительным лаем. А с левого берега, борясь с волнами, вперегонку пустились остроносые легкие лодки с бойцами.
Мадьяр Юзеф Пожони и Чеканов нашли Николая и Лизу около толпы, вытягивающей из воды орудие. Юзеф моргнул светлыми глазами и, приподняв каску, заговорил:
— Разрешите доложить, товарищ командир.
— Вали, вали, — улыбнулся Николай.
Мадьяр достал из кармана желтый лист бумаги и подал его Лизе.
Это было воззвание управляющего губернией и командующего внутренними карательными силами Сибири генерала Репьева.
Командира и наборщиков окружили бойцы. Вытягиваясь, каждый желал заглянуть и узнать вести из другого мира.
— Го-го-го! — раздался сипловатый голос Чеканова. Его маленькое угреватое лицо скорчилось в смешной улыбке. — Ах, штукари! Называют нас братьями крестьянами и рабочими, а сами вешают этих братьев, как собак на бойне.
— И предлагают сдать оружие да еще выдать своих главарей! — отозвались другие.
— Терпеть не можно! — хлопал Юзеф по коленям. — Надо свой газет пускать. Мы полиграфист, и надо свой типография.
Лиза передала листовку Николаю и бойко подхватила мадьяра под руку.
— А ведь верно вы говорите… Неужели мы, делая патроны, не сможем наладить печать? Я думаю, что этот вопрос надо в первую очередь поставить на заседании штаба.
Мимо пронесли раненых, и Лиза, закинув назад скобку золотых волос, побежала рядом с носилками, на ходу поддерживая свисшую голову беловолосого парня-пулеметчика.
— Семь пулеметов и два орудия! — гордо звучал сзади голос Корякина.
Под командой бородатого кавалериста, вздрагивая и пугливо озираясь, шли к лодкам пленные, смуглолицые итальянцы и белокурые чехи. Кучки изнемогающих от жары партизан навьючивали отнятое добро и, поглядывая на иностранцев, переговаривались:
— Ить так и дегтем не вымажешь… Ну и наперло же сюда всякой стервы!
— Охочи твари до баб, сказывают, тальянцы-то.
— Да, перекорчили они наших девок в Пуховой.
— По-доброму-то к ногтю таких — и разговор весь.
— Я тоже не знаю — пошто с ними венчаются…
— Командир, слышь, запретил… Политика, мол, не дозволяет…
— А ну ее!.. Пришил всех — вот и политика.
Партизаны переправились на правый берег и всеми частями двинулись преследовать противника. На склонах Саянских предгорий, там, где приткнулись небольшие подтаежные деревушки, отряд остановился на заброшенном прииске и начал готовиться к наступлению на линию железной дороги.