Крутые перевалы

— Знаю, — давился хозяин. — Ить, и вожаки-то собрались — стрень-брень… Ну, скажем, Колька Потылицын… Скажем, эта учителька из Пуховой… Хоша она и внучка Павла Николаевича Пухова, а сколесилась как потаскуха… Нет, без хозяев невозможно, антиресу не будет в жизни.

За Ангулом шла спешная работа. Заняв территорию в двенадцать волостей, партизаны объявили таежную советскую республику и выбрали правительство. В село Булай, где прежде ютились фактории купцов, теперь свозились раненые, перебрасывались все партизанские мастерские и продовольственные запасы. По тряским и топким дорогам громыхали и потрескивали кряжистые крестьянские телеги, ржали лошади и слышались веселые голоса возчиков. Подводы плавились через реку на плашкоуте, построенном в одну неделю, и мужики дивились, что их давнишние мечты сбылись так неожиданно. Исполнительный комитет объединенного Совета был избран на широком съезде, и Николай с Лизой были введены в него при бурном одобрении делегатов. Все советские учреждения разместились в пустующих помещениях. Булайское ожило.

Чеканов на съезде представительствовал от своей роты и был очень удивлен, когда его вызвала Лиза.

— Ты в роту не пойдешь! — сказала она, хлопая по угловатым плечам наборщика.

— То есть как это? — глаза Чеканова полезли на лоб. За восемь месяцев партизанщины он настолько свыкся с ребятами, что не представлял жизни вне своей роты.

— По постановлению исполкома ты и Юзеф оставлены при культотделе… Знаешь, мне поручено редактировать газету, а без вас я ничего не сделаю, — ответила она. — В вашу роту уже назначены новый командир и помощник. Вы введены в редколлегию.

Наборщик сильным взмахом сбросил с плеча винтовку и присел на скамейку.

А вечером четверка обсудила план и название первой газеты.

— Я думаю, что наша газета будет размером с обыкновенный лист писчей бумаги, — говорила Лиза. — А над названием нужно подумать… Как бы вы назвали ее? — обратилась она к наборщикам.

Чеканов смотрел в окно на лесистые горы, закудрявленные нежно-шелковой синевой. Он сам ломал голову над этим, но мысли скользили и вихрились, не зацепляясь за что-нибудь основательное.

— Тут надо такое короткое, чтобы отражало нашу борьбу и союз рабочих с крестьянами, — подсказал Николай, выколачивая из мундштука.

— Во-во! — обрадовался Чеканов. На рябом лице наборщика скользнула светлая полоса.

— «Да здравствует»… Нет! «Вся власть рабочим и крестьянам в лице их Советов!» — выпалил он.

— Это длинно, — заметил все время молчавший Юзеф.

— Как лозунг будет хорош, — поддержал Николай. — Так и надо оставить. А газету я думаю назвать «Плуг и молот».

— Во! В точку угадал! — соскочил Чеканов. — Лучше в год не выдумаешь. Ай да Коля!

Он развернул лист бумаги и без линейки разграфил его ровными клетками. В левом углу четко зачернело «Плуг и молот», а пониже через весь лист: «Вся власть рабочим и крестьянам в лице их Советов».

При виде печатных букв Лиза подпрыгнула.

— Нужно помельче, помельче, товарищ Чеканов! — воскликнула она, забрасывая набок тяжелые золотистые волосы.

А наборщик планировал:

— Помельче — потом… Пусть наперво в глаза ударит хорошенько… Вот первая полоса пойдет для политики и, значит, для агитации посреди населения и белых солдат… Так делается добрая газета. Вторая — для нашего строительства, а остальные — как бы для всякой мелочи.

— Дельно, дельно, товарищ Чеканов! — одобрил Николай.

— Да, а какой у нас будет тираж? — спохватилась Лиза. — Сперва попробуем сотню выпустить, а там — глядя по бумаге и материалу.

И когда стали распределять работу, Лиза спросила:

— А как вы думаете, товарищи, стихи будем помещать или нет?

Николай и Юзеф отмахнулись, а Чеканов, как подстреленный, вскочил на ноги.

— Это вы зря! — запротестовал он. — Революционный стишок или… тово… песенка другораз покрепче всякой ученой статьи прохватывает… Или басенка, к примеру!

Лиза рассмеялась и тряхнула наборщика за плечо.

— Правильно, товарищ Чеканов!.. Пиши хорошие стишки, обязательно тиснем.

Тыловые работники, женщины, ребята и приезжающие в столицу таежной республики останавливались около ворот исполкомовского здания и с любопытством рассматривали пестрые плакаты, отпечатанные деревянными самодельными шрифтами, на которых было написано:

«Здесь редакция и контора газеты «Плуг и молот».

«Литература — жизнь».

«Товарищ, пиши в свою газету!»

«Молотом и плугом — по классовому врагу».

А рядом развевалось знамя таежного отряда, на котором рабочий и крестьянин пожимали друг другу руки.

Во дворе дымил костер. Юзеф, взбалтывая деревянной ложкой в противне желатин, смешанный с глицерином, вопросительно посматривал в черные глаза химика Шмидта. Под противнем шипели и похрустывали угли. В противоположном углу двора Николай барахтался с привязанным годовалым медвежонком, а в помещении звенел голос Лизы:

— Товарищ Юзеф, скоро? У нас почти готово!

— Довольно, — сказал Шмидт, пробуя на палец желтую клейковину.