Крутые перевалы

— Значит, ваши не придут сюда?

Старик непонятно покачал головой.

— Не знаем… Старшина знает.

— А когда лучше ловить маралов? — вмешался Севрунов.

— Надо наст жди, когда новой тепло приходи.

Пастиков угостил камасинцев папиросами и начал говорить:

— Ваш старшина хитрый. Он не хочет, чтобы камасинцы ели досыта хлеб, не хочет мирно жить с нами. Надо вам выбрать нового старшину. А если Алжибай кого-нибудь из вас обидит, мы его сумеем прижать. Вам надо организовать свою артель. А мы дадим ей помощь.

Камасинцы много курили, переглядывались. В дверь юрты медленно уплывал табачный дым.

— Мы будем думать, — ответил Сартыган.

— Шибко долго думаем, — возразил Чекулак. — Фанасей и Алжибай нас с Джебалдоком хотели убивать, но мы их не побоялись и духи не тронули нас…

Будто испугавшись своей дерзости, парень не докончил и робко посмотрел на престарелых сородичей. Он знал, что в тайге Алжибай — сила и каждого в одиночку может легко уничтожить. Эти соображения он передал Пастикову на обратном пути.

Вечером в квартире директора заседала партийная группа строителей зверосовхоза. Из беспартийных присутствовали только зверовод и Самоха. По окончании длинных обсуждений был вызван Кушненко.

— Вот, Василий, — начал Пастиков. — Русская шайка и старшина улуса мешают нам работать. Не сегодня-завтра они могут вылезти из тайги…

— Да… Снег там теперь в аршин, — перебил Кушненко.

— Ну да… У них не хватит запасов… А мы надумали послать артель для ловли зверей и банды. Ты тайгу знаешь хорошо?..

— Это мое дело, — Кушненко тряхнул черными волосами. — Найду их так, что и очухаться не успеют.

— Так! — усмехнулся Пастиков. — Во главе артели пойдет Самоха, а ты у него будешь за помощника. Вот смотри сам. А я поговорю о тебе в районе и весной поедешь к хозяйке.

— Спасибо, Петр Афанасьевич… Все сполню, как на военной службе… Обязан я…

Василий шел к общежитию, покачиваясь, будто пьяный. Следовавший за ним Самоха видел, как трясутся сильные плечи мужика.

Большая Медведица поворачивала голову на полночь. По застывшему озеру ветер гнал снежную пыль.

Самоха положил руку на широкую спину Кушненки и ободряюще сказал:

— Не мокни, брат… Мы скоро отстрадуемся с ними.

…Артель звероловов на лыжах, с ружьями и арканами вышла за черту Шайтан-поля на рассвете. Был конец февраля. По утрам крепчали морозы, а днем снежная корка мякла от нагрева солнца, которое не появлялось редкий день. Севрунов подсчитал, что солнечных дней на долю Шайтан-поля выпадает не меньше, чем на долю Кавказа.

Впереди шли, прокладывая лыжню, Самоха и Кушненко. Время для выхода было назначено Василием. Он не хотел, чтобы о нем узнали в улусе. Срезав прямой лыжней угол Ширана, артель потерялась в лесу. Кушненко поравнялся с Самохой и пошел рядом.

— Сначала надо пугнуть тех, а потом за маралов возьмемся, — сказал он, — как ты размышляешь?

— Да так же… Не вытащишь соринку из глазу — мешать будет. — Кутенин оглянулся на отставших артельщиков и спросил: — У тебя с этой девкой сговор был?

— Мы с ней вместе и бежали, да струсила, неладная. Теперь они ее объездили, наверное, я те дам, жалко человека. Тимолай медведя сломает, идол.

Самоха шел легче Кушненки. Обтянутые камусом лыжи не сдавали обратно на взгорках и снежных надувах.

— Так говоришь, баба-то замуж вышла, — допытывался Самоха.

— А то ждать будет… нынешние жены известно какие. Да и наголодалась, по правде сказать.

— Вот и завоюй себе дочку Глазкова… Мужик ты еще в соках.

— Да не остарок будто бы.

На второй день часть звероловов едва добралась до забитой снегом гурьяновской избушки. Кроме птичьих и звериных следов здесь не было никаких троп. Признаков существования человека и подавно. Самоха с Василием покурили, сидя на пустых нарах и, найдя лопаты, начали расчищать вокруг стана снег.

— Запасайте дров… да не шумите, — отдавал Самоха распоряжения подходящим звероловам.

Василий очистил от снега драньевую крышу и снял с вышки железную печку и трубы.

— Вот человек-то был, — обрадовался он. — Теперь мы обогреемся живой рукой. — Ай да дед, спасибо ему на долгие века. На путь он меня наставил.

— Старик безусловный был, — вторил Самоха, далеко отбрасывая снег. — Давайте, ребятушки, проворнее, а то застынете.

Чекулак принес на плече сухостоину и, сбросив ее, остановился, щупая палкой под ногами. Под ним лежал бугорок из затвердевшего снега.

— Тута дрова есть, надо копать, — указал он.

Василий откидал лопатой снег и побледнел. Его темные глаза боязно остановились на Самохе.

— Ох, язви-те! — выдохнул Кушненко. — Неужели они его ухлопали…

— Не болтай! — голос Самохи прозвучал замирающе.

Лопаты быстро и грузно вонзались в снег. У Василия дрожали колени, на смуглом лице усиливался испуг. Самоха дорылся до рваного тряпья и остановился; он задохнулся и отдал лопату Джебалдоку.

— Откидывай… Ах, сукины сыны… Неужто они такого человека… я знал его еще по малолетству.

Джебалдок увидел веревку и потянул. Ему помогли артельщики. И труп Гурьяна, наполовину съеденный не то зверями, не то собаками, вытащили на расчищенное место. Веревкой были связаны окоченевшие руки старика.