Крутые повороты

19 мая 1924 года: «Настоящим прошу принять самые энергичные меры с тем, чтобы начать пробу дизеля нагрузкою в четверг 22 сего месяца в 3 часа дня».

В четверг, 22 мая, пробы опять не состоялись.

Проходят еще два долгих, полных напряжения и нервотрепки месяца.

Наконец 19 июля маляр Балтийского завода Евграфов съездил на «Красный путиловец», срисовал красивый шрифт с паровоза «Пассифик» и этим шрифтом крупно вывел на кузове машины: «Тепловоз системы Я. М. Гаккеля. В память В. И. Ленина».

Испытания были назначены на 5 августа.

Но накануне, 4 августа, чуть было не стряслась беда.

Кто-то из рабочих нажал случайно клапан, и тепловоз сам неожиданно двинулся с места, пошел, выдавил ворота в цехе, вырвался на колею…

Терентиев в последний момент успел догнать его, прыгнул на подножку и остановил…

Гаккель ему сказал:

— Вы нас спасли, Константин Михайлович.

…5 августа, в 10 утра — была жара, Коршунов пришел в обычной косоворотке, но Владимир Карлович Скорчеллетти в чудом сохранившейся черной паре и при галстуке — Яков Модестович поднялся по лесенке тепловоза и тронул рукоятку контроллера.

Тепловоз медленно выкатился на грузовую колею Балтийского судостроительного и механического завода.

В будке машиниста стояли Яков Модестович, Харитонов, инженер Борис Александрович Даринский и Катя Гаккель.

Дизель стучал, в толпе кричали: «Даешь!» — в воздух бросали кепки и фуражки.

— Никогда не видела, как бросают в воздух шапки, — сказала Катя Гаккель.

— В Гатчине Якову Модестовичу бросали и на Ходынском поле, — сказал Харитонов.

Даринский спросил:

— А в честь Ломоносова немцы котелки швырнут?

Яков Модестович, не оборачиваясь, объяснил:

— Котелки швырять удобнее, они планируют…

Минул октябрь, Ломоносов больше тянуть не мог.

Публичное испытание его машины состоялось через три месяца после опробования в Петрограде тепловоза Гаккеля — 4 ноября 1924 года.

На завод в Эсслинген съехалось около ста крупнейших специалистов со всей Европы: германскую науку представляли профессора Иоссе, Шюле, Штумпф, Веземайер, германские железные дороги — директор департамента Гутборд, президент центрального управления Хаммер, президент Вюртембергских дорог Зигель, начальник тяги Баварских дорог Вецлер, германскую промышленность — директора фон Кейнах, фон Гонтард, Лаустер, Хеллер, от голландских железных дорог был директор Гупкес, от латвийских — инженер Арронет…

Юрий Владимирович опять повторил Якобсону:

— Именно этого и добивались устроители конкурса. Политического резонанса. Не кто иной, как Советская Россия, возродила к жизни последнюю машину покойного Дизеля…

При определении технических возможностей тепловоза его сравнивали с паровозом марки ЭГ-5570.

Четыре с половиной часа новый нефтяной локомотив работал без малейших перебоев.

Якобсон, наклонившись к Юрию Владимировичу, тихо спросил:

— Удача?

Тот ответил сдержанно:

— Именины всегда удачны, Петр Васильевич… Заботы начинаются в будний день…

Однако похвалы и поздравления Юрий Владимирович выслушивал с явным удовольствием.

После деловой части Русская миссия дала торжественный ужин.

Лучшие штутгартские повара приготовили фирменные блюда и по специальным рецептам — деликатесы русской кухни.

Весь вечер играл знаменитый скрипач-румын.

Бокал шампанского поднял директор департамента господин Гутборд.

— Господа, — сказал он, — мы переживаем с вами глубоко торжественный момент. Многострадальная идея тепловозной тяги сегодня наконец вышла из стен лаборатории на железнодорожные просторы… Мир вам обязан, господин Ломоносов.

Юрий Владимирович поднялся. Любезно улыбаясь, с бокалом в руке, он на правился к господину Гутборду.

Дорогу ему преградил Якобсон.

— Извините, — сказал. — На два слова…

— В чем дело? — не останавливаясь, продолжая улыбаться господину Гутборду, сердито спросил Ломоносов.

— Месяц назад в Ленинграде было наводнение…

— Знаю, сердито сказал Ломоносов. — Петр Васильевич, вы ведете себя неприлично…

— Сейчас поступила информация, — сказал Якобсон. — Передают: во время наводнения безнадежно погиб тепловоз Гаккеля…

Наводнение

После первой пробной поездки 5 августа оставались совсем незначительные доделки.

Договорились 25 сентября переправить тепловоз через Неву на плавучих кранах.

Из Москвы поступило распоряжение: подготовить локомотиву место в тягловом депо Октябрьской дороги, за помещение и пробег денег не брать, но на внестанционные пути не выпускать пока ни в коем случае.

За день до переправы, 23 сентября, Яков Модестович был у профессора Авдоньева, брал, как обычно, урок скрипичной игры.

Неожиданно хлопнула фрамуга окна.

С улицы донеслись крики.

Вбежала родственница профессора, сказала:

— Не слышите разве? Бьет петропавловская пушка. Говорят, снесло Сампсониевский мост.

Гаккель позвонил на завод. У Коршунова никто не брал трубку. Позвонил к себе в бюро. Подошла машинистка, сказала с ужасом:

— Наводнение!

— Куда вы пойдете, оставайтесь, — предложил Авдоньев.

Но Гаккель спустился вниз.

Хохочущая ватага парней шла с Дворцовой площади босиком, с подвернутыми штанами.

Пока он добрался до Невского, его догнал поток, мутный, быстрый: нес дрова и торцы с мостовой.