Крутые версты от Суры

Прощание 

Мы уже давно надоедаем американской комендатуре просьбами об отправке домой. Велели ждать, мол, будет распоряжение свыше. Наконец, этот день настал. Об этом мы узнали накануне, вечером. Всю ночь не спали, бродили с Гертой по лесным тропинкам. Герта бодрится, старается развеселиться, вспоминает смешные истории. Но вдруг среди смеха горько разрыдается, спрячет лицо на моей груди и долго плачет. Мне тоже грустно, еле удерживаюсь, чтобы не заплакать. Наверно, тяжело расставаться с женами, отправляюсь на фронт. Мне не приходилось. Но там все-таки есть вера, надежда, шанс потом встретиться. А тут на все сто процентов знаем, что никогда больше не увидимся.

Окончательно прощаемся уже утром. Уговариваемся: провожать меня она не выйдет, не нужно, чтобы люди видели наши слезы. Подали студебеккеры. Я вынес чемодан и скрипку, положил в кузов. Вышли провожать все домочадцы. Со всеми сердечно попрощался, гимназистов и сестер хозяина поцеловал в щеки, они немного прослезились, с поляками и с хозяином попрощался за руку. Только хотел садиться в кабину - душераздирающий крик:

- Петер!

И выбежала Гертруда, простоволосая, с красными от слез глазами. Она, видимо, не спала и проплакала все утро. Подбежала, повисла на шее. Тут уж не выдержал и я, и у меня слезы.

- Не уезжай, Петер, оставайся, все будет хорошо! - торопливо шепчет она. - Останешься, да?

- Нет, Герта, нельзя, никак нельзя!

Сколько нам тут ждать отправки - никто не знает, может час, а может и несколько суток. У меня из голова не выходит Гертруда. Может смотаться туда, ведь недалеко, всего два километра. Но зачем травмировать душу, ведь ничем не поможешь, только лишние слезы, истерика. А так она скорее успокоится.

Как-то вечером подбегает один знакомый, с ходу выпаливает:

- Твоих дружков забрали!

- Как? Кто?

- Американцы. Прямо на улице! Посадили в машину и увезли!

Болваны чертовы! Наверно, что-нибудь натворили. Иду в комендатуру. Знакомый комендант по предыдущему посещению встретил хмуро, неприветливо. Беседуем через переводчика.

- За что арестовали моих товарищей?

- За то, что грабили! Бандиты они, твои товарищи, их надо бы расстрелять! Ты видел объявление? За грабеж - смерть. Видел?

- Видел. Но вы не имеете права их расстрелять, они советские поданные, их может судить только наш, советский суд. Вы должны их немедленно выпустить, иначе я сейчас пойду в Союзную Контрольную Комиссию.

Это я говорю наобум. Я слышал, что такая комиссия есть, но где она, есть ли она в этом городе - не знаю.

- Выпустить, чтобы опять пошли грабить? Нет уж, увольте ! Я их выпущу прямо перед отправкой!

Меня интересует и то, как вели себя наши солдаты на занятой территории. Немецкие газеты были заполнены описанием ужасов, творимых русскими. Сёстры хозяина, у которого я работал, часто меня спрашивали:

- Скажи, Петер, правда ли, что русские насилуют немок? Неужели они такие жадные до женщин? У них своих женщин нет, что ли?

В глазах их читается не столько страх, сколько любопытство. Кто знает, может, эти старые девы в душе своей и желали, чтобы их лишил невинности какой-нибудь русский офицер. Я, конечно, с жаром объясняю, что все это - вранье, блеф, не может быть, что в Советской Армии - дисциплина и т.д. Позже, слушая откровенные рассказы танкистов, с которыми я уезжал из Германии, убедился, что газетные статьи, хотя и преувеличивали (по части убийств), но в основном правдиво отражали действительность.

После занятия населенного пункта обычно начинается поиск женщин. Находят их или в подвале или в сарае. Коротко командуют "Комм!" и ведут в комнаты. Возраст не разбирают. Женщины только беспрерывно повторяют : "Русс, нихт пук-пук!» (не стреляй).

Саша рассказал, как однажды в поисках женщин он обшарил весь дом сверху донизу и, наконец, на чердаке, в бельевой корзине нашел девочку лет 4-5 и исполнил свое желание. Саша, такой милый, простой парнишка. Почти мальчишка. Недавно лётчики  отняли у него пистолет, и «своим», танкистам, пришлось заступиться.

С приходом комендатуры положение несколько стабилизировалось: все женщины населенного пункта под вечер собираются в комендатуре и там ночуют.

 Свои

Колонна тронулась. Последняя ночевка в американской зоне, завтра пересечем демаркационную линию. Сшили советский флаг с серпом и молотом серпом и молотом, настроение у всех приподнятое, волнуемся. Ведь сегодня будем среди своих. Ждали этого почти четыре года. Только мне что-то невесело. Чем дальше от Гертруды, тем ярче, отчетливее представляю ее. Миша - севастополец замечает, что я сам не свой.

- Ты о чем все думаешь, Петя? Ходишь, как в воду опущенный.

- Знаешь, я все думаю - а не вернуться ли мне обратно к ней?

- Ну и чудак ты! Смотри, с ума не сходи. Да ты оглянись кругом, сколько красивых девчат. А в России их сколько? Брось ты о своей немке думать. Нам нужно о будущем думать, как дальше жить, а не о прошлом. Прошлое быльем поросло.