Кружева из Брюгге

Наконец, благодаря стабильному заработку, Фёдор ощутил некий вкус к жизни, и стал подумывать о своем доме, отдельно от матери с сестрой и поближе к столице. Тут фортуна улыбнулась ему опять, и с помощью Димыча и Леры удалось приобрести небольшой домик на окраине Тарусы. Городок в излучине Оки манил своим неброским раздольем еще со времен студенческих поездок на этюды. Вскоре, познакомившись в местном ресторанчике с художниками – ревнителями старины, Фёдор вернулся к прежнему ремеслу и стал колесить по весям, возрождая порушенные церкви и с ними старый уклад и культуру.

Как-то по возвращению из очередной поездки он прикипел к одной местной безмужней бабёнке, находившейся в самом расцвете женского естества. Прогуляв несколько дней кряду, он с тяжёлой головой очнулся от бурных взаимных ласк и, глянув на округлости спящей подруги, игравшие оттенками перламутра в сумеречном утреннем свете, разыскал карандаш и этюдник, и в горячечном экстазе стал торопливо наносить ощущения на бумагу, стараясь не упустить ни одной, сколь-нибудь мелкой детали. Почувствовав его ощупывающий взгляд, сожительница приоткрыла глаза и испуганно уставилась на Фёдора. Потом быстро прошлёпав босыми ногами, подошла к живописцу, мельком глянула на рисунок и, после секундного размышления решительно отобрала и разорвала на мелкие клочки.

– Другим карандашом у тебя лучше получается, – заметила она со смешком и увлекла за собой обратно в койку.

После этого случая выступать в качестве обнажённой музы, бабёнка всякий раз отказывалась наотрез:

– Сам разглядывай, сколь душе угодно, а другим это ни к чему! Я же не шалава какая-то…

Со временем Фёдор смирился и после любовных утех отпускал разомлевшую Нюшку на побывку к родным, а сам отправлялся к косогору Оки, где за неспешным писанием пейзажей окончательно приходил в себя.

Если складывались обстоятельства, он приглашал Димыча, а тот обычно захватывал нуждавшиеся в реставрации полотна. Этот приработок был для Фёдора крайне важен в зимние месяцы простоя. Внешне они по-прежнему оставались друзьями, но время потихоньку брало свое. Поглядывая из-за спины на беспомощные потуги Димыча, поднаторевший на реставраторстве Фёдор про себя злорадно усмехался: «Каждому, как говорится, своё». Однако презрительное отношение к творчеству однокашника он тщательно скрывал: как-никак от Димыча зависела половина его нынешнего благополучия.

Сожительница первой подбросила мысль, что старый друг малюет картинки для отвода глаз, а на самом деле уже давно его обманывает. Как-то после очередного визита Димыча, когда Федор осматривал привезенные полотна, она без стука вошла в оборудованную под мастерскую светелку и кинула на холсты оценивающий взгляд:

– Все крале своей ненаглядной угодить пытаешься. Давеча подружку встретила, она сейчас вроде экономки у бизнесмена одного. Так у него в доме такие картины охраняются, как незнамо что.

– Ты это к чему? – настороженно поинтересовался Фёдор, не желая вступать в перепалку с дурной бабой.

– К тому, что денег больших они стоят, а тебе платят негусто. Давно уж дурит тебя, родненького, дружок вместе с зазнобой.

– Какой еще зазнобой? – взбеленился Фёдор от такой фамильярности.

– Той, чей портрет у тебя в углу на мольберте. Или я не права?

Федор внимательно посмотрел на сожительницу: «На простую ревность не похоже, и выдумать такое ей не по силам, а если и вправду права?»

– Как это проверишь? – заметил он после паузы. – И вряд ли такое возможно, Димыч и Лера – мои давние друзья.

– А я кто, простая подстилка? – навалившись пышным бюстом, Нюшка по-хозяйски щелкнула его между ног. – Тебе бы не только этим местом думать, тогда бы сам сообразил.

– Подскажи, коли такая умная, – пробормотал Федор, не в силах больше спокойно переносить пьянящие запахи ее телес.

Нюшка потрепала его по голове:

– Сначала успокойся, вся ночь впереди. Вы с этим твоим Димычем как договорились?

– Созвониться по мере готовности где-нибудь через месяц. Позже уже никак, я уеду на все лето.

– Не звони и спокойно поезжай. Если эти картины действительно стоят денег, он за лето издергается весь. А ты по приезду назначишь новую цену.

– А если Димыч не согласится? – недоуменно спросил Федор.

– На нет и суда нет, оставишь их себе и сам потихоньку продашь…

Не желая ссориться, Федор поступил, как она сказала, и на все лето исчез. За летом последовала осень, но Димыч, как ни странно, даже и не пытался его разыскивать. Летние деньги скоро ушли на ремонт дома. Нюшка ходила мрачнее тучи и предлагала продать хотя бы одно-два полотна. Получив решительный отпор, она собрала пожитки и ушла к матери. Федор от отчаяния запил, но водка не помогала, и после одной из бессонных ночей не выдержал и нагрянул к Димычу сам.