Кружева из Брюгге

Дело оставалось за малым: определить, где он находится. Несмотря на проведенные в столице студенческие годы, Федор слабо представлял, в какой части города находится это самое Останкино. В парке, куда он случайно забрел, было безлюдно. «Двину по шпалам в сторону домов, куда-нибудь да выведут», – решил он и бодрым шагом тронулся в сторону насыпи.

Пропетляв еще с пару часов и, добравшись, в конце концов, до Курского вокзала совершенно вымотанным, Федор первым делом заскочил за четвертинкой и лишь после этого со спокойной душой направился к кассам. Электричка до Серпухова отходила через четверть часа. Отыскав почти пустой вагон, Фёдор сел у окна и, дождавшись, когда после метаний по привокзальным стрелкам колеса застучат на мосту через Яузу, махнул разом первые сто грамм из стеклянной фляжки. Чувствуя, как по телу разливается уютное тепло, он сосредоточенно сжевал подсохший бутерброд с сыром и погрузился в дрему…

Основательность и расчетливость покойного отца странным образом сочетались в нем с пылкой задумчивостью и тонкостью художественной натуры матушки, которую Федор всегда безмерно почитал. Возможно поэтому он полжизни провел, как перекати-поле, так и не сумев остепениться к сорока с лишком годам.

Единственное, чему Федор никогда себе не изменял, это иконописная манера письма, к которой он чуть ли ни с первых самостоятельных шагов на избранном поприще прикипел душой. Поступив в Строгановку после провинциального училища художественных ремесел, где привык относиться к сокурсницам, как к безмозглым дурам, способным лишь малевать цветочки, Федор встретил на курсе Леру и сразу безнадежно влюбился. Подле нее в то время увивался какой-то смазливый лейтенантик. Невзирая на щеголеватый черный мундир и расклешенные брюки, в нем чувствовалась какая-то гнильца, доводившая Фёдора при случайных встречах у проходной до неописуемого раздражения. Девчонки из группы поговаривали, что к осени лейтенантик и Лера поженятся. «Поскорей бы, – в сердцах думал он, – как говорится: с глаз долой – из сердца вон»…Но 1-го сентября Лера, как обычно, болтала с кем-то у окна аудитории, и с замужеством её никто не поздравлял. Она оставалась неприступной, пока однажды в группе не появился новый студент.

Димыч пришел из армии и держался отстраненно, ни с кем не сближаясь. Сам по себе этот факт в глазах окружающих уже добавлял очки. Но когда мимоходом узнали, что он прошел Афганистан, не только Фёдор, но и весь курс стал относиться к нему с нескрываемым уважением. Лера первой положила на Димыча глаз и вопреки прогнозам недолюбливающих её курсовых кумушек, скоро добилась своего. Фёдор стоически воспринял известие об их связи и остался воздыхать на почтительном расстоянии, мечтая лишь о том, чтоб однажды она задержала на нем царственный взгляд.

Они неожиданно подружились все втроем после выставки студенческих работ, которую на прощанье вздумал организовать дядя Митя. Картинки Фёдора в народном стиле так восхитили Леру, что она запросто стала с ним общаться. Фёдор поначалу расцвел, но довольно скоро эта пытка дружбой стала для него невыносимой. Когда же подошло распределение, он, от греха подальше, устроился в реставрационные мастерские на работу, предполагавшую частые и долгие отлучки. Перед первой командировкой он зашел попрощаться. С заметно округлившимся животиком, который нисколько не портил её фигурки, Лера выглядела довольно импозантно.

– Скоро рожать, а меня все бросили, – пожаловалась она Федору. – Мама на даче, Димыч в мастерской, и даже ты, мой преданный друг, уезжаешь, – и неожиданно горько расплакалась.

– Ты, сейчас, такая красивая, что я бросил бы все и только и писал тебя, – не в силах вынести её слезы, признался Федор.

Глаза Леры сразу просохли, и она живо посмотрела на однокашника:

– Что этому мешает? Ты ведь запомнишь меня такой. А чтоб не забывал, я дам тебе с собой в дорогу фотографию, – она достала альбом и веером высыпала перед Федором с полдесятка. – Выбирай любую…

Уехав с успокоенной душой, он по нескольку месяцев проводил в полузаброшенных монастырях и барских усадьбах, и к портрету Леры возвращался, когда доставало сил. Писал его Федор больше по памяти, лишь изредка доставая фотокарточку и мысленно обращаясь к ней. При редких встречах Лера никогда не интересовалась судьбой портрета, а самому Фёдору напоминать было неудобно.

В последовавшее лихолетье ремесло Фёдора совсем оскудело, и он, чтоб как-то поддержать свое утлое существование, начал потихоньку поторговывать на рынке. И тут Лера, спустившись с небес, разыскала его сама через общих знакомых. Судя по её взволнованному рассказу, Димыч, выполняя срочные заказы, надорвался, и ему срочно требовалась помощь.