Жила Дарья Степановна в ничем не примечательной панельной пятиэтажке на улице, носящей имя известного поэта Яшина. По крайней мере, Снежана с его творчеством была хорошо знакома, так же, как и с тем фактом биографии, что долгие годы Яшин был поздней любовью поэтессы Вероники Тушновой, и знаменитые ее стихи, в том числе «Не отрекаются, любя», посвящены именно ему. Впрочем, молодое поколение ни Яшина, ни Тушнову наверняка не знало.
Припарковавшись со стороны улицы и отпустив водителя, Снежана не спеша огляделась, пытаясь запомнить мельчайшие детали. Осенняя улица, по которой спешит с работы народ. Мокрая листва под ногами. Уже практически голые ветки деревьев, ну надо же, еще несколько дней назад они шелестели листвой, словно прощались перед зимой. Припаркованные в нарушение правил машины. Детский гомон. На углу дома установленный по предложению жителей памятник все тому же Яшину. Снежана подошла поближе, посмотрела – раскрытая книга со стихами. Хороший памятник, правильный.
Она уже много лет не бывала в этом районе, практически не покидая ареала своего обитания. Дом и работа в одном здании, продуктовые магазины в пределах квартала, редкие выезды на дачу – вот и все, чем она живет. А зря. Иногда вылазки в соседние районы бывают очень даже интересными.
Снежана бросила последний взгляд на памятник и вошла во двор. Его наискосок пересекала тропинка – здесь проходил самый короткий путь с автобусной остановки, люди срезали дорогу именно этим двором, так что чужаками местных явно не удивить. Все привыкли к тому, что здесь постоянно ходят посторонние, а это для расследования минус, конечно.
Снежана и сама не знала, зачем приехала сюда, что пытается узнать и зачем ей это самое расследование, которое она, кажется, уже ведет. У подъездов стояли весело покрашенные лавочки – каждая деревянная перекладинка своего цвета. И на одной из них, у второго подъезда, сидела бабулька в платочке и с палочкой – совершенно книжная, как их рисовали в книжках Снежаниного детства. Она даже головой помотала, настолько вне времени выглядела сейчас старушка, но та никуда не делась, продолжая чинно восседать на скамейке, опираясь на поставленную между ног трость.
Снежана подошла и села рядом.
– Здравствуйте, бабушка.
Старушка покосилась, но неодобрения в ее взгляде не было, так что она чуть приободрилась.
– И тебе не хворать, девица, – сказала бабулька неожиданно низким голосом, почти басом, ничуть не вязавшимся с ее хрупким обликом. – Чай, в гости пожаловала или узнать что?
– Узнать, – решила не врать Снежана. Этого она не умела и была уверена, что бабулька раскусит ее в два счета. – В вашем доме одна женщина жила, так я про нее узнать хотела.
– Жила? То есть уже не живет? – Старушка посмотрела на Снежану, и взгляд у нее был острый, всевидящий. – Ты по Дашкину душу, что ли?
– Дашка – это Дарья Степановна? – уточнила Снежана. Ей было страшно и больше всего на свете хотелось вскочить и убежать, но нет, она не позволит себе такой роскоши. – Если вы про Бубенцову говорите, то да, я хотела про нее спросить.
– А про кого ж еще. Убили Дашку-от. Представь, какой ужас, – старушка мелко перекрестилась. – Полиция тут ходила, почитай, на той неделе еще. Всех опрашивали.
– И вас?
– И меня, а я что, не человек? Только полиции-то я сказала то же, что и тебе: не видала я ничего и никого. И за что Дашку могли жизни решить, мне неведомо. Замкнутая она была, тихая. А может-от, гордая слишком. Мы-от люди простые, сызмальства к соседям ходим. То соль возьмешь, то пирогами угостишь, то просто вечер скоротаешь. А Дашка нет, не такая была. Всю жизнь за запертой дверью прожила, никого не впускала.
– А почему? Как вы думаете?
– Так характер такой был – замкнутый, нелюбезный. У нее и мать такая же была. Прошмыгнет в подъезде, слова доброго не скажет. И дочь вся в нее. Никто не нужен, все одна да одна.
– А кем Дарья Степановна работала?
– Да на швейной фабрике, контролером ОТК. Правда, на пенсии уж давно. Лет пятнадцать сиднем в квартире сидит, не меньше.
– И неужели к ней никто никогда не приходил?
– Ну почему же, приходили, разумеется. Сначала коллеги по работе проведывали. Потом уж болеть да помирать стали, так и закончились их посиделки. Подружки у нее какие-то были, вот только тоже я их уже давненько не видела. Из собеса ходили к ней, пусть и не часто, но то продукты принесут, то квартиру приберут. А вообще я бы не удивилась, если б узнала, что ее мошенники какие к рукам прибирать стали, Дашку-от. Она ж одинокая, родни-наследников никого, а квартира хоть и плохонькая, да отдельная. Нелишние по нынешним временам деньги.
– Какие именно мошенники? Вы Ивана Некипелова имеете в виду? Того мужчину, которого подозревают в убийстве?
– Ивана там или не Ивана, мне неведомо. – Старушка поджала губы. – Я и полиции сказала, что никакого мужчины не видела. Может, кто и ходил, но мы с ней близки не были, она со мной не делилась.
Да, ничего толкового из рассказа старушки Снежана почерпнуть не смогла. Но откуда-то она решила, что Бубенцову могли обхаживать мошенники? Не придумала же.