Анна прекрасно понимала, насколько Виктор проигрывает мужу. Но не могла его отогнать, попросту не имела желания пошевелить пальцем, чтобы дать сигнал о своем нерасположении.
Этот несносный человек стал слишком часто появляться в ее поле зрения, причем Анна прекрасно понимала, что к чему. Ей не надо было спрашивать, уточнять что-то у посторонних. Каким-то образом он поселился неподалеку и надоедал ей своим присутствием, ничего не говоря, не ища с ней встреч, наслаждаясь жизнью с умиротворенным видом. Виктора с тех пор, как они начали видеться, цапал и пронзал хищно – призывный, хоть и без обычной томности, взгляд Анны поверх привычного отстраненно – приветливого.
Анна чувствовала, что Николай снова в ее власти, поскольку он перестал брыкаться. И осмелела. Не было ничего противоестественного, чтобы не прогуляться с Виктором пару минут в день и не попытаться сорвать покров напыщенной таинственности, что он набросил на себя.
Что помешало госпоже Литвиновой мирно жить, когда она вроде бы осела и успокоилась? Озлобленность на судьбу, на все, что так сложилось или непреодолимая скука? Янина вечно твердила, что человек сам за себя в ответе, что сам может поломать и выправить свою судьбу… Но Анну отчего-то обдавало волной непонимания, отторжения, злости при этой мысли. «Что я сделала наверно?» – вопрошала она воздух и не понимала. Мысли ускользали, а попытка поиска отгадки приносила осадок, пригибающий к земле даже эти жалкие потуги распознать себя. Почему всем окружающим так нравилось это? Анна недоумевала. Это приносило только разочарование в собственной мыслительной способности и опасения, что она глупа, вытекающее из всего перечисленного. Анне не нравилось чувствовать себя хуже окружающих, она негодовала и силилась забыть. И ей удавалось, поскольку она была не так погружена в себя, как Янина. Та не успокоилась бы, пока не дорыла бы до дна (или думала бы так).
Слишком глубоко в Анне засело ханжество дворянской гильдии. Она рвалась снова испытать тот накал с Дмитрием, и, не чувствуя даже ничего запредельного к Виктору, так же запретному, против воли держалась за него. Как-то вросло в ее натуру неповиновение, патологическая склонность к препятствиям и собственной боли от соединения с другим человеком.
– Любовь с первого взгляда возможна лишь, если начальное благоприятное впечатление не опоганится дальнейшим знакомством с характером избранника, – сказал как-то Виктор, когда они с Анной безмолвно встретились на пыльной проселочной дороге без всякого сговора и молчаливо побрели невесть куда. Это могло быть похоже на дружбу гимназистов, не будь это вопиюще в глазах общества и порицаемо с самого начала.
– Любовь с первого взгляда бывает у слишком впечатлительных натур, – улыбнулась Анна, с отвращением чувствуя себя старой. – Вы пытаетесь казаться загадочным, но выглядит все в целом жалко и неоригинально.
– И тем не менее вы пришли сюда.
Анна хмыкнула, но посмотрела на Виктора не без некоторого одобрения. Вечер рисовал на ее лице тончайшие отблески кружев, отдернутые от глади вод. Последующий путь до развилки, ведущей в разные стороны, они проделали молча, но не без удовлетворения присутствием друг друга.
«Какие манкие есть женщины – сами так и лезут на рожон… И смотрит как-то выжидательно, томно, словно если я проявлю настойчивость, она только для приличия станет возмущаться… А если даст от ворот поворот потом – с ума можно сойти», – размышлял Виктор, напряженно сидя на берегу реки раздетым по пояс и не обращая внимание на лакомящихся им комаров. Анна ничего подобного ввиду не имела, думая об этом слишком отвлеченно, чтобы это можно было назвать даже желанием.
63
Переминающийся дождь уступил затишью. Двор был обагрен липкой водой, и все дышало чистой сыростью и теплом. Дворовые мальчишки выбежали из-под укрытий в надежде помесить босыми ступнями размазанную размякшую почву.
Неистовый запах сирени мешал Анне сосредоточиться, бередил невозможность в свете обстоятельств купаться в красоте, когда после обеда она сидела в парке под тенью нежных лип и медленно, в какой-то умственной лихорадке, обдумывала все. За это время она привыкла, прикипела к Николеньке. Дико было думать, что придется жить без него, что жить вообще придется… Как неожиданно свалилась на нее весть, что мужа больше нет, как мучительно больно было от несправедливости этого известия, груза от него.
Дика, неправдоподобна, кощунственна была мысль, что он больше не появится просто так, без всяких слов, горячности и желания выставить себя в выгодном свете. Скромно-спокойный, всегда готовый прийти на помощь молча, без упреков… Как невыносимо жгли невысказанные слова, ссоры впопыхах и глупые обиды. Каким камнем тянуло прошлое и все гадости, сказанные ему в совокупности. Роняя слезы на блестящее платье, Анна думала, что ласковые проявления ее потонули в море неблагодарности и холодности.