Кружево Парижа

Я звякнула бокалами по мрамору Breccia Onciata, за которым столько гонялась, на секунду пожалев, что не выбрала розовое шампанское, чудесно смотревшееся бы на бежевом мраморе. Откупорив пробку, наполнила бокалы и вручила один ему. Он взял бокал и оперся о стенку.

– За что пьем?

Он пытался изобразить свою обычную маску, но не мог сдержать улыбку.

А тут еще я обезоружила его самой милой улыбкой.

– За тебя, Джим, за тебя.

Я подняла бокал.

– Я хочу поблагодарить тебя за все.

Он поднял бокал повыше, мы чокнулись и выпили.

Я облокотилась о мраморную столешницу и потягивала шампанское.

– Когда все стало настоящим, а не игрой?

Он погрузился пониже под воду.

– Я был сражен с первого взгляда, когда ты, как тигрица, бродила по кабинету.

Я засмеялась.

– Я не об этом спрашиваю.

Он усмехнулся, потом помолчал, обдумывая ответ.

– В Лондоне я наконец понял, какая ты и каким можешь сделать меня. Когда мы стояли на балконе в отеле и смотрели на Темзу.

Мы пили шампанское и смотрели друг другу в глаза. Когда бокалы опустели, я поставила их на столешницу.

– А помнишь вечер, когда ты сделал мне предложение?

Я посмотрелась в зеркало и начала расстегивать блузку, взволнованно и одновременно смущенно. Он погрузился в воду так, что видны были только вытаращенные глаза. Потом выплюнул воду и подтянулся.

– В ресторане? Конечно.

Он едва сдерживал улыбку.

– И условия соглашения помнишь? – строго спросила я, стягивая рукав.

– Да, миссис Митчел, – ответил он, подражая моему официальному тону. – От тебя: публичное изображение брачных отношений, публичное сопровождение и обучение. От меня: магазин, половина фасада первого этажа и твоя квартира.

Я повесила блузку на вешалку для полотенца и начала расстегивать молнию на юбке.

– Насколько я помню, там было несколько исключений, – заметила я, роняя юбку и перешагивая через нее.

– Я смутно помню, о чем шла речь.

Я повесила и юбку. Как бы то ни было, ma chère, к хорошей одежде нужно хорошо относиться.

– Мне кажется, исключения касались некоторых прав. Извини, – сказала я и, наклонившись, стала стягивать колготки.

Ни одна уважающая себя соблазнительница не станет, ma chère, стягивать с себя колготки перед мужчиной. В этом действии нет того очарования, как при постепенном отстегивании чулок от подтяжек, после чего шелк неизбежно соскальзывает с ноги.

Когда я выпрямилась, на мне ничего не было, кроме бюстгальтера и трусиков, белого кружевного комплекта Chantelle Fête – белый цвет, по крайней мере, свадебный. Когда я впервые надела такое белье года два назад, казалось, мир изменился: оно было удобным, хорошо облегало фигуру, словом, настоящий переворот в мире моды, ma chère. Тебе сейчас трудно понять, но до их появления каждый школяр, наверное, думал, что груди от природы имеют форму конуса.

Джим проследил за моими движениями и снова погрузился в воду.

– Ты говоришь о правах, – произнес он, укладываясь так, что из воды над пеной торчала одна голова. – Что ты имеешь в виду?

– Супружеские отношения.

– Супружеские?

– Да. Не согласишься ли ты пересмотреть условия соглашения?

Он нахмурился, по-актерски изображая работу мысли.

– Только на равных условиях. Мне кажется – сугубо в деловом смысле, конечно, – что я немного обнажен.

Последние слова прозвучали, когда его лицо расплылось в широкой ухмылке и бесстрастная маска полностью исчезла.

– На равных?

Я расстегнула бюстгальтер, и он соскользнул на пол, пока я, стоя босиком на кремовом коврике, снимала трусики. Может, когда женщины надели это белье, и произошла революция, но на самом деле, наоборот, когда снимали.

– А теперь на равных?

– Теперь да.

Я шагнула к ванне.

– Мне холодно.

– Ты предлагаешь выбросить то исключение?

– Да, мне кажется, оно уже не нужно.

– Да, – ответил он. – Оно только мешает.

Я сделала еще один шаг и нависла над ним.

– Я бы внесла новый параграф, еще одно исключение.

– Ты о красной помаде? – усмехнулся он.

– Да.

– Согласен. Добавим как дополнительное условие ко всем остальным.

– Что у тебя за пена?

Наклонившись, я отогнала пузырьки в сторону и улыбнулась.

– Не знаю… там флакон.

Я огляделась: в конце ванны стоял большой зеленый флакон Badedas.

– А-а, моя любимая.

– Я купил ее в Берлине, в отеле.

– Ты не возражаешь, если я присоединюсь?

– Жду, когда ты спросишь.

– Подвинься.

Он сел, и я опустилась в воду за его спиной, и, вытянув ноги по бокам ванны через его бедра, обвила его руками, положив голову на изогнутую спину. Несколько секунд никто из нас не шевелился и не говорил.

– Прости, что все так получилось, – искренне сказал Джим.

– Прощаю. Если бы ты рассказал мне о своих планах, я бы сбежала.

– Значит, я почти научился поступать как надо.

– Да – как и с Badedas.

Я поцеловала его в плечо.

Он подвинулся ко мне, положил голову мне на плечо и поднял глаза.

Ох, ma chère, я тогда не привыкла к его сияющей улыбке.

– Ты хочешь сказать, что, если бы у меня была нужная пена для ванн, не пришлось бы столько мучиться.

– Совершенно верно.

Глава 27. Без прикрас

Глазам не верю. Взгляни на часы. Через сорок минут выходить, а я вместо того, чтобы готовиться, все болтаю.