Кружево Парижа

Не прошло и суток с тех пор, как я обнаружила, что у нее есть все, о чем я мечтала. Возможно, я перенервничала и была разбита после перелета через океан или остолбенела от множества сдерживаемых чувств, но до сих пор я не вспоминала о ее доброте. И только со временем я признала, что стала Розой Дюмаре Митчел, потому что ей доверяла.

– Я ее люблю. Сначала не любил, то есть не так, как любил тебя, Роза, но сейчас люблю.

– Понятно.

Я положила платочек в сумочку.

– А помнишь ту последнюю ночь? – Он понизил голос.

– Конечно, помню, – прошептала я, на мгновение вернувшись с ним в кровать.

Как и много лет назад, от его взгляда затрепетало сердце.

Он откашлялся.

– Воспоминание о той ночи… – И шумно выдохнул: – Помогло мне пережить войну. Потом привело меня к Лорину и Иде. Если бы это был просто Лорин, кто знает? Может, мы бы до сих пор тебя ждали.

– Ну что за глупости, – ответила я, не удержавшись от застенчивой улыбки, будто прежняя девчонка.

Он шагнул ко мне.

– Разве?

Он стоял так близко, что, если бы кто-нибудь из нас пошевелился, мы коснулись бы друг друга губами. Оба тяжело дышали, жадно всматриваясь друг в друга. Чего искали? Забытых воспоминаний, фантазий молодости – не знаю, ma chère, но момент был опасный.

Он погладил пальцами мои руки, и я не отпрянула. Потом наклонился, и я подставила лицо. Его губы были такими же мягкими, как и много лет назад. В какую-то секунду целомудренный поцелуй чуть не превратился во что-то другое – трепетные губы приоткрылись для поцелуя и сплетения языков.

Сомкнув губы, я прижалась к его лбу своим.

– Ты пахнешь так же!

Осознание пришло из глубины души, я даже не подозревала, что помню все так отчетливо, и тут же всплыло, как мы, обнаженные, в полном единении сплелись друг с другом.

– И ты! – прошептал он.

Он встряхнул головой, отступил и прислонился к стене. Мы оба вспоминали одно и то же, словно вместе смотрели фильм.

Я пристально его разглядывала, все больше узнавая в зрелом мужчине юношу, которого когда-то любила. Я могла запросто отобрать его у Иды и разрушить свитое ею счастливое гнездышко. И зажмурилась: передо мной стоял очередной выбор.

Как ни странно, ma chère, о Джиме и его признании я начисто забыла. Ночь почти не спала, а проснувшись, так переживала из-за встречи с Лорином и Томасом, что дала волю злости. Граса предупреждала о возможных неприятностях, и не ошиблась. Можно просто убежать через коридор. А стоит прикоснуться к Томасу – и он опять мой, и о семье забудет, Ида останется ни с чем, а я избавлюсь от Джима.

– Нетрудно понять, как сильно тебя любит Джим Митчел. Он приложил столько усилий, чтобы нас найти, прекрасно зная, чем рискует, – вздохнул Томас.

Я выпрямилась.

Томас был прав, для Джима эта авантюра была самой рискованной. Как заметила Граса, он меня обыграл. Какой я была дурой, ma chère, ничего не видела, не слышала и даже не понимала, в какую игру мы играем.

– Нас ждут, – напомнила я.

Томас чуть помешкал и кивнул.

– Да, верно. Ида испекла торт.

Не знаю, понял ли он, что только что спас меня второй раз.

Войдя, я окинула взглядом столовую, но и там нас по-прежнему было пятеро. Конечно, Лорин больше тут не живет, он уже взрослый и, наверное, опаздывает. Только потом я заметила мебель. Она была из дома Иды в Санкт-Галлене. Стол так же накрыт полотняной скатертью, которую она тщательно гладила, пока я шила для нее платья, а дети играли на полу. Даже фарфор был тот же. Все было очень хорошо знакомо, только прошло много лет с тех пор, как я видела эти вещи, и людей, сидевших за столом, и меня не покидала тревога. Джим не сводил с меня глаз, читая по лицу, и я избегала его взгляда. Наверное, я только теперь начинала понимать его мотивы, но не могла простить его тактики.

И если я не стала разрушать дом Фишеров, это еще не значило, что я решила что-нибудь еще. Мне хотелось разузнать о Лорине.

На полированном серванте красного дерева лежала кружевная дорожка, а на ней много фотографий. Кружева я вспомнила, Ида очень гордилась свадебным подарком из Брюгге, узнала и свадебный портрет ее и Оттмара Шуртера. Рядом с ним была фотография ее и Томаса.

На ней был костюм «Бар», который я ей сшила, и в руках она держала маленький букетик, единственный признак, что фото свадебное.

В то время я думала, что она надела свое лучшее платье, но позже мне показалось, что она считала меня частью семьи. Я поставила рамочку и стала перебирать детские фотографии – взрослевших Лорина, Макса и Френи. Лорин был похож на кукушонка, так он отличался от остальных, которые были темноволосыми в Оттмара и кареглазыми, как Ида. Среди них была еще одна незнакомая мне девочка. Я присмотрелась. Светловолосая девочка с аккуратными хвостиками держала в руках большой бумажный конус. Фотография была сделана в первый школьный день.

– А это Габи, Габриэла, наша дочь, – гордо сообщил Томас.

– Ох, так у вас четверо?

У меня заколотилось сердце. А я-то чуть не украла Томаса у дочери, чуть не разрушила еще одну семью и честь этого самого принципиального из людей. Злость исчезла, и мне стало стыдно.

– У вас много работы, – пробормотала я.