Кружево Парижа

Когда в понедельник я вошла в ателье после того, как Диор назвал меня предательницей, то ничуть не удивилась, узнав, что меня ждет мадам Фурнель. У нее был кабинет, но найти ее там можно было редко. Она всегда оставляла дверь открытой, когда выходила к нам, наблюдая, поощряя и поправляя. В кабинете она размышляла, планировала, приказывала и в редких случаях увольняла. Она всегда была доброй и ободряла других, но я знала, что она может и разозлиться, и с ужасом ждала встречи.

Я расправила плечи и, постучавшись, приготовилась с достоинством встретить свою судьбу.

– А, Роза.

Она подняла глаза от рисунков на столе, которые рассматривала.

– Заходи и прикрой дверь.

У меня бешено заколотилось сердце. Еще вчера, сидя на весеннем солнышке среди парижан, я чувствовала, что могла бы стать одной из них, но теперь мечты пошли прахом.

– Садись.

Она пододвинула к себе рисунок, сложила и аккуратно положила на стопку папиросной бумаги. Потом пододвинула стул ближе к столу и пристально посмотрела на меня.

– Я тут услышала…

– Простите, мадам, – перебила я, – я не хотела обидеть мэтра.

Она озадаченно замолчала.

– Обидеть?

– Да, платье от «Скиапарелли», парфюм от «Шанель», фасон… он сказал, похоже на Баленсиагу и…

– Что? – недоверчиво спросила она, искренне удивляясь.

– Он назвал меня предательницей, – заплакала я.

Мы обе замолчали и посмотрели друг на друга. Ее ошеломленный взгляд сменился улыбкой, и она расхохоталась.

– Да ты не поняла, не поняла. Он был так поражен, что попросил, нет, приказал мне научить тебя всему, что я знаю. Всему. И, Роза, я так рада и с удовольствием помогу.

Дом номер тридцать на авеню Монтень был не похож на другие дома высокой моды. Все работы выполняли в ателье, ничего на стороне, мы были одной дружной семьей, даже манекенщицы отличались от работавших в других домах. Обычно манекенщицы, или модели, как их принято называть в Англии, все, как на подбор, высокие и гибкие – но только не у Диора. Он набирал женщин разного возраста, разных размеров, с разными фигурами, однако их всех объединяло одно – они умели носить одежду.

А теперь он выбрал меня не просто в манекенщицы, а в помощницы.

Мадам Фурнель рассказала мне, что он позвонил ей в субботу вечером, как сумасшедший, повторяя, что нашел свою музу. А придя в понедельник на работу, она обнаружила на столе подробную записку, перечислявшую, чему она должна меня научить и к какому сроку. Я закрыла лицо руками, стараясь скрыть брызнувшие из глаз слезы облегчения.

Следующие несколько месяцев мне некогда было присесть и подумать.

Понедельник утром начинался с примерок для вечерних и дневных нарядов. Я еще носила платья своего пошива, но вешалка с красивыми платьями, сшитыми специально для меня, постоянно пополнялась. Почти каждую неделю я сидела в разных отделах, за новым столом. Работала с мужчинами и женщинами, изготовлявшими макеты фасонов мэтра, с модельерами, подготавливавшими выкройки, с портными, кроившими ткани, с портнихами, как я сама, собиравшими и сшивавшими наряды, мастерицами по вышивке, отделке бисером и стеклярусом, перьями и кружевом. На выходные мадам Фурнель приглашала меня на уроки к себе на квартиру. Она жила одна в квартире в многоэтажном запущенном доме в шестом округе и, казалось, была рада компании. Спустя месяц она предложила мне переехать к ней в свободную комнату.

Когда она впервые открыла дверь моей новой комнаты, я не могла переступить через порог. Я словно попала в спальню сказочной принцессы. В одном углу слева от высокого окна стояла антикварная полуторная кровать с позолоченным, в тон гардеробу изголовьем. Следом вдоль стены – деревянный гардероб, инкрустированный позолотой, а лицом к ним, напротив окна, – небольшой письменный стол и стул с богатым золотистым бархатным сиденьем. Комната была само совершенство.

– Входи же, – подтолкнула меня мадам Фурнель.

Она оставила меня все рассматривать, а сама бросилась к окнам.

– Забыла задернуть.

Она начала задергивать тяжелые портьеры дамасского шелка, роскошными складками ниспадавшие на пол.

– Ой, пожалуйста, оставьте! – крикнула я и, подойдя к окну, погладила шторы из роскошного желтого шелка. – Они смотрятся идеально. Сами шили?

– Конечно, – удивилась она. – Я этой комнатой не пользуюсь, но люблю, чтобы все было в порядке.

Я первый раз выглянула из окна. Мы находились на втором этаже, чуть выше крон деревьев, выстроившихся на улице. Если прикрыть глаза, можно вообразить, что перед тобой зеленый луг. Я тайком потерлась щекой о шелк, надеясь, что она не заметит моих слез. Меня словно спасли.

– Ох, мадам Фурнель, – наконец вымолвила я. – Здесь так красиво.

– Да, – согласилась она, довольная моим очевидным восторгом. – Мне повезло, что я заполучила все это.

– Не знаю, как вас благодарить за это, за все.

– Не говори глупостей, – усмехнулась она. – Женщины должны помогать друг другу, только и всего. Как вот в этом случае.

Она обвела рукой комнату.

– О чем это вы?

Она прошла к письменному столу и вытащила стул.

– Ты бы распаковала вещи, пока я рассказываю.