Кружево Парижа

– Отдохнуть? Я бы не отказалась от Лазурного Берега.

Он покачал головой.

– Нет, в другую страну, на постоянное жительство.

Мгновенно захотелось сказать «нет», но потом я спросила:

– Зачем?

– Чтобы начать жизнь заново, оставить прошлое позади, – целуя меня, ответил он. – Чтобы ты не думала все время о Лорине.

Я посмотрела на крыши домов и бесцветное ночное небо и вздохнула.

– Чтобы у меня не было возможности поехать и пошпионить за ним в Санкт-Галлене? Ты об этом?

– Да. Может быть. По-моему, лучше переехать. Что мы постоянно и делаем.

– Я подумаю.

Я спрятала голову у него на груди и втянула носом воздух. Пахло счастьем.

Я задумалась, и чем больше размышляла, тем больше понимала, что он прав: я ведь часто переезжала. Сначала из Оберфальца, потом из Санкт-Галлена, ну а теперь из Парижа. Останься я на месте, во мне что-то умрет, я буду постоянно тосковать по Лорину. А ведь встретившись с юристами, которые привезли документы и ездили в Санкт-Галлен, я согласилась, что не буду искать с ним встреч. Теперь его будут воспитывать Ида и Оттмар Шуртер, их юристы дали мне понять, что к нему относятся так же, как и к остальным детям. Они понимали, какую причиняют мне боль, однако настаивали, чтобы я прекратила все контакты: не писала, не приезжала и даже не присылала денег – в противном случае мне их возвратят.

Когда наконец все бумаги лежали передо мной, я их прочла, взяла ручку, подержала и отложила, не в силах подписать. Юрист подал мне стакан воды и носовой платок, но я долго сидела не шелохнувшись. Это был самый трудный шаг в моей жизни. В конце концов я заставила себя взять ручку и, подписав, отказаться от собственного ребенка. Ручка с золотым пером казалась ножом, а черные чернила – кровью, они причинили мне боль.

Мы с Шарлем поженились за неделю до этого: скромное событие в местной мэрии и обед с Кристианом, Мадлен и помощником Шарля. С тех пор мы делили маленькую кровать в квартире Мадлен. В его комнатушке едва помещалась кровать, и моим платьям точно не нашлось бы места. Мадлен, кажется, была рада нашему счастью. Она пристрастилась к игре в карты у соседей и довольно бурчала, что теперь я всегда опаздываю на работу. Но в ту ночь, когда я подписала документы, впервые после возвращения из Санкт-Галлена в ее отсутствии, деликатном жесте, не было необходимости.

Я отвернулась от Шарля к стене, когда он лег в постель рядом со мной. Он выжидающе наклонился надо мной, и я чувствовала его взгляд.

– Нужно уехать очень далеко, – выдавила наконец я. – Очень.

Он, обнимая, закрыл меня, съежившуюся в комочек, всем телом и сжал мою руку.

– Я так и думал, – ответил он, нежно целуя меня в макушку. – Очень далеко.

После объявления Шарля о том, что он ищет работу в другом месте, нас забросали письмами в авиаконвертах с предложениями выгодной работы в ряде экзотических мест. Только тогда я узнала, что у него не только талант составлять букеты вин и парфюмерные ароматы, но его докторская диссертация известна как блестящий трактат об анестезирующих эфирах и до войны у него было опубликовано много работ, принесших ему замечательную репутацию.

О Бразилии мы ничего не знали, кроме того, что Шарлю предложили престижную работу на химическом факультете университета в Рио-де-Жанейро и, самое главное, что это очень далеко от Санкт-Галлена. Учебный год в Бразилии начинался в феврале, поэтому времени у нас было в обрез.

В Рио мы прибыли между Рождеством и Новым годом. Сняли номер в отеле «Копакабана», не из-за того, что могли себе его позволить – мы не могли, – а просто ни о каких других не слышали. Несмотря на астрономические цены, мы об этом не пожалели. Отель был вполне парижским зданием, перенесенным на берег с пальмами. Мебель была из бразильского дерева. Это потом я выучу много новых слов: ятоба, кумару, ипе, масарандуба, а пока мне все было в новинку, я просто, любуясь, поглаживала роскошную полированную древесину.

В нашей комнате был маленький балкон, выходивший на извилистый берег между двумя поросшими лесами мысами: к северу Пан-ди-Асу́кар, сказочная гора Сахарная голова, возвышавшаяся над зеленым мысом, а к югу – две огромных темно-коричневых гранитных скалы, гнездившиеся напротив друг друга, сплетенные Дойс-Ирмаос, или Два брата, менее известные, чем Сахарная голова, но более эффектные, поднимавшиеся с покрытых джунглями нижних склонов. А прямо перед нами плескалось море, Атлантический океан, простиравшийся до Африки и далее, к Европе.

Первые два дня мы едва двигались. Жара и влажность истощили наши силы, и мы целыми днями пили у бассейна коктейль кайпиринья да утром и вечером бродили по песку. В последний день 1947 года мы сидели на берегу, ожидая, когда солнце нырнет в волны, потом вернулись в отель обедать. После вечерней трапезы я еще раз приняла душ, вентиляторы в ресторане не давали необходимой прохлады, и между грудей струились ручейки пота. Диор не придумал одежду для жаркого климата. Я вышла из душа и увидела, как Шарль копается в чемодане.

– Никак не найду костюм, – сказал он, вытряхивая половину чемодана на пол. – Льняной.