Кружево Парижа

Далеко не каждый может посвятить себя искусству красоты в такой степени, но себе я поблажек не делаю. Моя собственная наставница в этом отношении настолько взыскательна, что я не могу ее подвести. Я говорю о Грасе. Забавно подумать, что у меня с ней самые долгие отношения, начиная с тех пор, как она стала моей помощницей. Я, конечно, заметила, что бразильские женщины не считают себя одетыми без губной помады и маникюра, но, только познакомившись с Грасой, я стала понимать их настоящую важность.

Граса стала у нас работать на третий год нашей жизни в Бразилии. Скромная, застенчивая молодая женщина, необычно высокая и гибкая для бразильянки, она неслышно, будто сильфида, ступала босиком по каменным и деревянным полам дома. Каждое утро она приходила до нашего пробуждения, открывала ставни и окна, чтобы впустить в дом морской бриз, прежде чем закрыть их снова в тщетной попытке спастись от жары.

Мы спускались вниз и находили свежий букетик цветов рядом с завтраком из свежевыжатого апельсинового сока с кусочком лайма на твердой оранжевой мякоти разрезанной пополам папайи, из которой Граса уже вынула темные круглые семена. Мы ели фрукты и еще теплый хлеб с джемом из маракуйи, читали газеты, потягивая кофе, пока Граса осторожно двигалась вокруг, убирая кухню. С того дня, как она начала у нас работать, она стала незаменимой для размеренного хода моей жизни.

У меня было много дел. Естественно, я произвела фурор на первых же светских мероприятиях, которые мы посетили, когда оговорилась – конечно, случайно, – что училась и работала у самого Диора и была его музой. Дамы слетались при моем появлении, как мухи на мед, умоляя сшить им платья. Спустя несколько месяцев после прибытия я шила платья, костюмы и юбки. Через два года управляла домом моды.

Мой стиль и связь с Диором уже производили сенсацию, но даже самые важные дамы бразильского общества, которые делали покупки в Париже, приходили ко мне, потому что, в отличие от Диора и других парижских выдающихся модельеров, я шила из тканей, которые подходили для тропиков: шелка, тонких хлопчатобумажных, льна. Я также начала экспериментировать с новыми тканями: вискозой и искусственным шелком. С той минуты, как я вышла из самолета в аэропорту Сантос-Дюмон и почувствовала, как меня окутывает влажный горячий воздух, я поняла, что любовь Диора к крайностям, к большому количеству лишней тяжелой ткани здесь просто не подойдет. Мне пришлось принять его «новый облик» и приспособить его к требованиям окружающей среды.

Мы прибыли в Южное полушарие летом, и я предполагала, что обилие фруктов и цветов постепенно иссякнет. Но с наступлением в Рио зимы я узнала, что она жарче, чем лето в Оберфальце, и не менее зеленая. Природное чутье подсказывало выбрать буйство красок, но я быстро поняла, что моя клиентура не в восторге от пародии на стиль, которую превозносила Кармен Миранда.

Мои дамы из Рио, находящегося в тысячах миль от Парижа, стремились к утонченности, как и их сестры, задолго до них отправлявшие грязные платья и белье из Манауса, города, основанного на величайшем источнике свежей воды в мире, через Атлантику в прачечные Португалии. Они хотели модные элегантные наряды, а не тропическую экзотику.

Поначалу Граса меня стеснялась, прошел год, прежде чем мы начали по-настоящему беседовать. На самом деле мы редко виделись. Днем меня никогда не было дома. Однако постепенно, из-за простой необходимости, она начала говорить. Потом мы стали делиться тайнами, так, мимоходом. Она узнала имена моих крупных клиентов и наших друзей, когда я рассказывала, чей бокал она убирает, почему та подушка так смята.

И сама постепенно узнала, что она приехала из сельской глубинки и большой город ее пугает. Она остановилась у двоюродной сестры в Дона Марта, пригороде из трущоб, прилепившихся одна к другой на крутом склоне горы над историческим районом Леме.

Рио-де-Жанейро вырос вокруг южной кромки залива Гуанабара. Если встать под статуей Христа у горы Корковаду, то внизу, над узкой частью залива, будет гора Пан-ди-Асукар, Сахарная голова. Она похожа на огромный термитник и представляет собой одну из многих черно-красных гранитных скал, поднимающихся из светлого песка и остатков прибрежных джунглей. Цвета здесь такие яркие – синева моря и неба, зелень деревьев, бледная, словно выцветшая на солнце желтизна песка.

Богатые платили, чтобы быть поближе к пляжу, и захватили всю равнину вдоль побережья, а уборщиц, механиков и рабочих оттеснили на склоны крутых гор под отвесные скалы. Дона Марта была одной из самых старых фавел с единственным входом – дорогой, круто поднимавшейся в горы. Хибары, построенные из развернутых нефтяных бочек, выброшенных дверей, рифленого железа, хаотично ютились по обе стороны от дороги.

Пока Граса вела нас пешком к дому своей сестры, я наслаждалась безумно красивыми видами на острова, как драгоценные камни купавшиеся в лазурных водах залива, которыми местные жители любовались поверх развешанного на веревках белья.