Кружево Парижа

Никто никогда и словом не обмолвился на вечеринках у бассейна, когда я поднимала руку за бокалом шампанского, прибывшего из самой Франции, никто не отпускал замечаний, оглядывая мои ноги, пока я играла в волейбол на пляже. Но постепенно я стала присматриваться, как ухаживали за кожей местные женщины, и, согласно их эстетическим вкусам, я вела себя неправильно – уподобляясь мачо. И само слово «депиляция» мелькало на каждом шагу: в витринах магазинов, на вывесках и плакатах, в рекламе жизненно важной услуги – удаления волос.

Сначала мне пришло в голову самой избавиться от нежелательных волос. Я взяла бритву Шарля и попыталась побрить ноги и подмышки. Это была резня, достойная Нормана Бейтса.

Так вот, вопрос «быть или не быть» уже плавно перешел в «каким образом». Если у тебя, ma chère, когда-нибудь возникала иллюзия, что красоту поддерживать легко, я ее развею. И удаление волос – хороший тому пример. От Индии, Ирана до арабских земель наши сестры сучат и прядут прекрасные хлопчатобумажные нити так быстро, что выдергивают нежелательные волоски. Женщины Ближнего Востока предпочитают раскатывать на ногах сахарную пасту. Волоски прилипают к массе и отделяются партиями. В Нью-Йорке я избегаю электролиза, не представляю, как можно электрическим током избавляться от волос. По-моему, это и больно, и долго. Депиляторы я тоже пробовала, они, скорее, инструменты пыток, а не косметической помощи: вращающиеся лезвия визжат и жужжат, улавливая стойкие волоски, на обработку ног уходит целая вечность, и непрестанно дергают, словно набежавшая волна боли.

Что касается мазей, то достаточно ядовитых испарений, чтобы понять, что хорошо, что плохо. Нельзя втирать в кожу крем, от которого волосы выпадают очень быстро. Еще одно химическое решение, которое я попробовала в Бразилии, – пена перекиси водорода. Она обесцветила и истончила волосы на ногах. Однажды, обсуждая, как обесцветить разные ткани и какой урон наносит обесцвечивание шелку и льну, я поняла, что не сто́ит применять ее на коже. Постепенно я решилась и пошла в салон.

Пока мне заливали кожу горячим воском, я дрожала, но, по крайней мере, при ваксинге боль через мгновение заканчивается.

Теперь у меня есть подаренный Шарлем пинцет, чтобы выдергивать отбившиеся волоски под бровями, воск для ног и линии бикини. А для подмышек, где он ловил мой запах, я каждый день пользуюсь бритвой Шарля.

К этой бритве он относился особенно бережно. Раньше она принадлежала его отцу и была одной из вещичек, сохранившихся с его детства. Друг семьи оставил небольшой чемоданчик с вещами консьержу их довоенного парижского дома, здраво рассудив, что если кто-нибудь из семьи выживет в концлагере, то первым делом вернется сюда.

Профессор хранил портреты и фарфор, а Шарль – эти памятные вещи из утраченной жизни при себе. Я никогда не спрашивала, как покончил с собой его отец, но иногда, вставляя новое лезвие в инкрустированный золотом и слоновой костью станок, я задумываюсь о том, как непринужденно оно скользнуло бы по коже и как легко полилась бы кровь.

Хотя Шарль и не распространялся о прошлом, оно его не отпускало. Его решение не иметь больше детей было ответом на то, что он когда-то видел, и точно так же его отвращение к любому насилию призывало его к действию. Он уже нагляделся, что получается, когда хорошие люди бездействуют.

В то утро, когда мы поджидали Грасу, Шарль исчез наверху, пока я красила ей ногти. Он спустился чисто выбритый, одетый в самый красивый костюм и присоединился к нам за столом.

Мы молча наблюдали, пока она вытянула руки с растопыренными пальцами, словно розовым звездным салютом в канун Нового года.

– Я готова, – сообщила она, тщательно исследовав розовато-кварцевые ногти.

– Пойду поймаю такси, – сказал Шарль.

– Нет, тебе не нужно ехать, – спокойно сказала я.

– Что?

Он бросил на меня сердитый взгляд.

– Послушай, mon amour, ты злишься.

– Еще бы. Я изобью его до полусмерти! – закричал он. – Он у меня за все заплатит!

– Это точно. Поэтому тебе ехать нельзя.

– Граса, – попросил он, – вразуми ее.

Мы с Грасой переглянулись.

– Если ты поедешь, то обязательно будет драка. Потом он вернется домой и отыграется на том, кто слабее его.

– Она права, сеньор, – тихо подтвердила Граса. – Он изобьет Габриэлу.

Шарль промолчал.

– Шарль, – сказала я, – ты хорошо залечиваешь раны и знаешь, как я умею общаться с людьми. Я сделаю так, что он больше никогда на это не отважится.

Наконец Шарль кивнул.

– Вы обе так считаете?

Мы обе кивнули.

Он пошел к двери.

– Поймаю вам такси.